Skip to content

Рубрика: Есенин (2021)

Разговор по душам

Моя исповедь

Биография

Дорогой мой читатель. Когда я продавал свою первую книгу стихов «Мой путь», меня часто спрашивали: «Есть ли у вас биография в этой книге?» Когда выпускал первый свой сборник, считал, что мало кого будет интересовать моя жизнь. И надо ли? Но так как люди спрашивали, значит, интересно будет знать дорогому для меня читателю мою биографию. И я решил вынести на всеобщее обозрение свою жизнь, свою судьбу.

Начну с самого дорогого и святого для каждого из нас со своих родителей. Отец мой, Владимир Гаврилович Рыжков, родился 28 июля 1927 года в Оренбургской области. Его родители после революции были сосланы на Урал, так как, по тем временам, семья была состоятельная и зажиточная: имели три коровы, две лошади, свиней, кур, нанимали батраков, считались кулаками. В два года он заболел менингитом и потерял слух. Такая же участь постигла его старшего брата Ивана. Их детство прошло в детдоме для глухонемых. По рассказу отца, там были и слышащие дети, и приходилось защищать себя и брата, часто драться. Его как-то раз толкнули, и он полетел вниз головой по лестнице. После этого нос оказался сломан и сплющился. Так он всю свою жизнь с таким носом и прожил. В этом возрасте подростки и тогда и сейчас бывают жестокими.

Ещё отец рассказывал, что во время войны они с братом ходили просить милостыню, лазали в огороды, выкапывали картошку, морковь, рвали огурцы, помидоры и за это не раз были биты, так как не слышали, и убегать было уже поздно. В 15 лет он пошёл работать грузчиком. В 16 лет решил учиться на столяра. На работе ему обрезало пальцы левой руки. Как это вышло? Он обрабатывал доску, в этот момент его окликнули и постучали по плечу, он обернулся. А доска-то идёт, вот ему пилой и обрезало пальцы! Моя мама, Тамара Александровна Кислицина, родилась 7 января 1931 года, на Рождество, в деревне Ципаи Вятской губернии. Сейчас это Кировская область. Мама рассказывала, что слух потеряла в 7 лет — также заболела менингитом. После выздоровления отец увёз её в детский дом для глухонемых. Из рассказа мамы, во время войны они спали по двое, по трое в кровати. Спали раздетыми, и ни о чём таком даже не помышляли. Жили в детском доме впроголодь. Опять же, война! Варили молодую крапиву, лебеду и ели. В 16 лет её перевели в общежитие училища, где она училась портному делу. Впоследствии стала работать портнихой, чем и зарабаты вала и кормила нас. В 1951 году в городе Березники Пермского края отец с матерью
познакомились. Мама рассказывала, как это произошло. Она мыла окно в общежитии, и в этот момент шёл отец с другом. Они увидели маму и давай ей кричать. Но ведь она не слышит. Отец об этом не знал, и только когда они подошли вплотную к окну и замахали руками, мама их заметила. Вот так они и познакомились.

В 1952 году у них родилась дочка Светлана. Мама очень хо тела дочь! Но в 1954 году малышка заболела менингитом и умерла. Наверное, это рок нашей семьи. В 1955 году мама родила другую девочку, её также назвали Светланой. Когда ей было 7 месяцев, уставшая мама крепко уснула. Отец ночью проснулся и подошёл к кроватке. Светлана исходилась криком и лежала по-
синевшая. Отец подбежал к маме и ударил её. От испуга у мамы пропало молоко. В те годы не было детских кухонь, где выдавали питание для малышей. Они появилось позднее, в конце 60-х годов. И подсказать маме было некому, чем и как кормить. Из-за отсутствия молока и детских смесей и из-за неопытности мамы Света умерла.

В 1957 году рождается мой старший брат Стас. В 1956 году отец опоздал на поезд. Была зима, и отец решил до соседней
станции дойти пешком по рельсам вдоль полотна. Так он прошёл километров пять. Сзади шёл товарный поезд. Ему паровоз сигналил, но он-то не слышит. И паровоз протащил его 800 метров. Как остался жив, непонятно. Бог не Тимошка, видит немножко. Мама в то время как раз забеременела Стасом. Отцу пришлось провести в больнице города Кизел шесть месяцев, и он жутко ревновал маму. Долгое время считал, что Стас не его ребёнок. И маме приходилось по воскресеньям ездить к отцу в город Кизел. В 1959 году на свет появился средний брат Владислав. А 20 ноября 1961 года родился ваш покорный слуга. Мама всё хотела дочку, а получился я. И на этом эпопею с дочкой решили закончить.

Да, детство наше прошло не безоблачно. Отец стал к тому времени сильно выпивать, стал таскать вещи из дома. Иногда мне приходилось плакать от того, что мне доставались обноски. Сперва старший брат Стас поносит, потом средний брат Владик, а мне — что останется. Ходил в заплатках. Помню, это было в 1970 году. Мама уехала с отцом в Кизел, и родители привезли мне оттуда костюм. Думаю, читатель сможет представить мою радость — мне купили костюм! Правда, на второй день я порвал правую штанину — за кем-то побежал и упал, вот штанина и порвалась. За костюм от мамы мне тогда досталось. Но он в мою память чётко вошёл. В тоненькую чёрно-серую полоску с отливом, и стоил он тогда 7 рублей 50 копеек. Для моих родителей это была серьёзная сумма, но мама настояла на покупке. И там же отцу купили кожаный плащ за 180 рублей. А отец к тому времени уже сильно выпивал. Через несколько дней он его продал за 120 рублей.

Отец спивался. Сядет на кухне, свет выключит и давай сам с собой разговаривать. Один раз договорился до белой горячки. Прибежал в комнату с большими глазами и кричит: «Чёрт! Там чёрт!» Мы пошли смотреть. И страшно, и интересно. Включаем свет, а там никого нет. Мы с братьями иногда подглядывали, как он сам с собою разговаривает. Ему это очень не нравилось, и как только он нас замечал, мы тут же убегали. Вспоминая своё детство, отец, бывало, устраивал дебоши, и мы уходили к соседям.
После очередного такого дебоша мама вызвала милицию, а отец схватился за нож — хотел себе горло перерезать. Милиция давай отца крутить. И я сейчас вот сижу и удивляюсь: откуда у худенького щуплого мужика в тот момент было столько силы — троих милиционеров раскидал и, если бы не подножка, думаю, его бы не свалили. Но так как отец всё пропивал, в доме постоянно не было денег. Мама зарабатывала 70 рублей плюс подработка. В те годы был страшный дефицит товаров, вот мама и шила — кому юбку, кому блузку, кому костюм, брюки. Конечно, нельзя сказать, что отец был совсем пропащим и пьющим, но как водка попадёт за воротник, ему было не остановиться. Отчасти он тоже старался какую-то копейку в дом принести, по тем временам; я уже говорил, всё было в дефиците, он тоже делал табуретки на заказ, карнизы. Но как только срывался — всё пропивал. Наш дом был двухэтажный по адресу ул. Нахимова, 16. Квартира была коммунальной, двухкомнатной, мы занимали одну комнату. Но где-то в 1965 году съехали соседи, и вторую комнату
дали нам. Каждую весну соседи покупали поросёнка и держали его в кладовке в коридоре до лета, пока не пройдут холода, а потом — в сарае. При доме были сараи у каждой квартиры, и в каждом сарае была яма. Также она была и у нас.

Однажды соседи из деревни привезли картошку. Она была очень дешёвой (60 копеек за ведро). Так мои родители всю её выкупили. Запомнилось почему-то — 120 вёдер. Соседи возмущались, что мои родители выкупили всю картошку, и весной ещё докупали. За зиму часть картошки сгнила, а часть поели крысы. Жили мы в нищете и голоде. Постоянно хотелось есть. Росли на одной картошке и хлебе. Отец приносил с получки конфеты, торт, а остальные деньги пропивал. Однажды отец купил конфет, торт и палку варёной колбасы. Нас подзывает и говорит: «Ты, Стас, старший», и отрезает хороший кусок колбасы. Владику говорит: «Ты — средний, тебе поменьше. А тебе, так как ты младший, ещё меньше». И мне так обидно стало за себя! Мясо водилось в нашей семье, но не так часто, как хотелось. В магазинах не было, а на рынке от 3 до 5 рублей за кило и каждый доставал кто, как мог. В нашем доме было 12 квартир, из них наша семья была самая бедная. У мамы был старший брат Павел, так он иногда привозил мясо, когда колол поросёнка, и картошку. Летом
мы с детворой лазали по чужим огородам.
В доме, в котором мы проживали, горячей воды не было. В ванной стоял титан на пятьдесят литров, он был круглым, высотой полтора метра, чёрного цвета, топили его дровами. Поэтому каждое воскресенье ходили всей семьёй в баню. После бани отец заходил в пивную, которая находилась в здании бани, в подвальном помещении. Так у меня до сих пор стоит запах этой пивной и об этих воспоминаниях у меня есть стих, где отец с дочкой в пивную зашли. Только после капитального ремонта в 1967 году в доме
появилась горячая вода.

Меня часто оставляли в круглосуточном садике на неделю, где по ночам я плакал от того, что за мной никто не приходил. Вроде прошло столько лет, а осадок остался. Хотя сейчас понимаю, что это вынужденная была мера. Но… В 1969 году пошёл в первый класс! Пришлось самому ходить по частным домам, просить цветы для учителя. Кто что давал, но букет я смог собрать. В основном были жёлтые георгины.

Вернусь ненадолго назад, дорогой мой читатель. В 1962 году отец купил мотоцикл ИЖ-56. Он очень мечтал о нём. Родители долго откладывали деньги. По тем временам мотоцикл стоил 1200 рублей. Мама тогда зарабатывала 70 рублей, отец — 100–120, минус те деньги, на которые они снимали комнату. Позже им дали комнату. Но власть заставила отца продать мотоцикл, так как глухонемые люди не имели права на нём ездить, так же как и на машине. И от бессилия (закон есть закон!) отец запил. Для него это была трагедия! После этого он купил мопед и ездил на нём. Годы шли, мы менялись. Стас увлёкся радиоаппаратурой, Владик был возле отца, помогал чинить мопед. Один я — «не пришей кобыле хвост» — любил петь, когда никого в доме не было. Я был возле мамы и помогал ей готовить еду. Она уходила на работу в швейную мастерскую, а мне приходилось вставать у плиты. Бра-
тья не раз говорили: «У тебя вкусней, чем у мамки». В 1974 году родители расходятся.

4 июня 1975 года нас постигло большое горе. Погиб мой старший брат Стас. 27 июня ему бы исполнилось 18 лет. Ночью пошли мы купаться. От ТЭЦ шла труба, из которой текла горячая вода. Место называлось Горячка. Глубиной метра два, диаметром шесть–восемь метров. Стас тогда был уже ростом 180 см. Мы ста- ли уже собираться домой, а он и говорит: «Нырну в последний раз». Нырнул, да не вынырнул. На дне лежал кусок трубы. Об этот кусок и ударился, видимо. Возле виска была небольшая ямка. Ждали, ждали. Давай кричать. А ночь, из трубы под хорошим напором идёт вода, она шумит, ничего не слышно и не видно. Разделись, пошли его искать, думали, Стас шутит, решил с нами поиграть. Вода ходила по кругу у сброса воды, я пошёл наперерез. Стас плавал мёртвый. Меня охватил ужас: страх, слёзы, истерика. У брата Владика — то же самое. Потеря близкого и родного
человека…

Хочу остановиться на одном моменте. В 1976 году в мой город приез жает мамина сестра Александра Ивановна Закамалдина и с ней её муж Виктор Леонтьевич. И так вышло, что я потянулся к этому человеку — к своему дяде. Он начал работать помощником начальника участка на Третьем калийном комбинате, а закончил работать начальником погрузки. Благодаря этому человеку я стал таким, каким меня видите вы, дорогие мои читатели. А мог скатиться, как и многие мои сверстники.

Прошу прощения, немного отступлю. В годы страшного дефицита, особенно в 70-е годы, мне очень хотелось иметь наручные часы. Но я уже говорил, мы были самые бедные, и мама не могла купить их мне. Как заработать мальчишке 12 лет деньги на часы? В то время мужики много распивали в разных местах. И я начал собирать бутылки. Полтора года собирал, но нужную сумму в 23 рубля накопил. В 1974 году маме дали путёвку в Сочи, и я отдал ей деньги на часы — в моём городе их было невозможно купить. Но вышло так, что мама в поезде оставила свои часы в туалете и, чтобы отец не ругался (к тому времени отец перестал пить и стал жадничать), на мои деньги купила часы себе. Когда она была в отъезде, я часто бегал на вокзал в надежде встретить её. Ведь я не знал, когда она приедет. Когда она вернулась и обо всём рассказала, то я сильно не расстроился. Главное — мама
рядом, мама со мной!

В 1977 году я закончил восьмилетку и поступил в училище № 40 по специальности бульдозерист широкого профиля. Тогда же впервые поехал в Москву. На свои честно заработанные деньги. Зарабатывал тем, что разгружал вагоны с продуктами на базе. На поездку в Москву заработал за полгода 120 рублей. К тому времени мама разошлась с отцом. Мы с братом по ночам лазали по чужим сараям — искали, что поесть: консервы, закрутки, варенье. Если бы был жив брат, наверное, наша жизнь сложилась бы по-другому. Но жизнь идёт по своим правилам…

В 1978 году устроился на работу учеником слесаря в локо мотивное депо города Березники. В том же году познакомился с девушкой и стал посвящать ей стихи. Мне тогда 17 лет было.
Направили меня работать в периодический цех по ремонту электровозов. Мастером был Виктор Сергеевич Середа. И на очередной планёрке спрашивает, почему я ухожу рано с работы, видимо, не зная, что я несовершеннолетний. И я ему отвечаю: «Мне ещё 17 лет и до пенсии пахать да пахать». И с того самого дня стали кликать меня «Пахарь». Позже меня перевели в другой цех, на тех осмотр. Там я был самым молодым, меня так и прозвали «Молодой». В 1981 году оттуда с 5 разрядом и ушёл в армию. Попал служить на Дальний Восток, на станцию Смоляниново-Ачинский в Третий мотострелковый полк в/ч 24116 — в первый батальон, вторую показательную роту (поддержка погранвойск) пулемётчиком. Отпуск домой не давали. Имею две благодарности. Первая — на расстоянии 800 метров сбил 4 мишени из 5 возмож- ных, и вторая — залез на сопку на полковых учениях среди первых. Не могу сказать, что был самым сильным, но и слабым не слыл. А в роте 54 человека. Мне, как и многим моим сослуживцам, повезло: рота была одного призыва, нам не пришлось узнать, что такое дедовщина. В армии была поговорка: «Нет страшнее зверя, чем голодный ачинец!». От того, что кормили на ученьях не ахти! 20 октября 1983 года выхожу в запас. Дембель!

В те годы после развода мама искала счастья для себя. Одни мужчины приходили, другие уходили. Все были пьянчугами, и я относился к ним с нетерпимостью. Во время одной из ссор с мамой её слова меня ранили, оказалось, что какой-то любовник уходящий и приходящий был ей дороже, чем родной сын. Только перед самой моей армией мама познакомилась с Геннадием. Он отбывал срок на вольном поселении. Он был из Лениграда. По его приглашению в начале 1982 года мама уезжает в Ленинград. Ей там пришлось помыкаться. Геннадий пил, прописывать её не хотел — боялся, пьянствовал. Лишь перед самой смертью расписался с мамой и подал заявление на прописку. И в этот момент он умирает, в марте 1983 года. И только через суд маму прописали в 1984 году на основании заявления. Да, пришлось ей пройти и судебные тяжбы.

В 1984 году приехал в Ленинград. И 5 мая 1984 года познакомился с будущей своей женой Еленой. А 18 июля 1984 года мы расписались. И прожили вместе 16 лет. Я очень благодарен судьбе за то, что у меня была такая жена! И я её очень уважаю! Это очень умный, тактичный и мудрый человек. Хоть она родилась на Кубани, но все её корни из Ленинграда. Отец её во время блокады был увезён на Кубань, откуда он уже не захотел возвращаться. Наверное, именно в отца пошла Елена. От него она унаследовала то, что я перечислил: тактичность, деликатность, ум, мудрость. Я благодарен ей ещё и за то, что она родила мне сына и дочь. В 1985 году родился сын, которому дали имя Захар в честь персонажа Петра Проскурина из романа «Судьба». А дочку — Варвару — в 1987 году. Это имя я услышал в фильме «Тени исчезают в полдень», и оно мне очень понравилось.

За эти годы (с 1986 по 1988) работал дворником, после устроился на бумажную фабрику им. Горького. Это на Васильевском острове. С 1989 года подался в спекулянты. Началось всё с того, что однажды, когда я работал целый месяц без выходных по 16 часов в сутки, мне выдали зарплату, а вместо положенной суммы получил другую и у меня пошли слёзы. Вот тогда я понял: честным трудом много не заработаешь. И начал крутиться в универмаге «Юбилей», пошёл в спекулянты. Там познакомился с первой своей сильной любовью — Ниной. С ней мы встречались три года, но так как я из семьи не уходил, мы расстались. В 1993 году я устроился продавцом цветов и до 1999 года работал на цветах на хозяина. После стал предпринимателем, торговал посудой из Гусь-Хрустального, уральскими поделками, сувенирами, открытками, шапками. На станции «Пионерская» был торговый комплекс «Адамант», позже он сгорел. Вот оттуда у меня был старт, и старт удачный. И к 2002 году у меня были две торговые точки, к весне ещё открываю два магазина. Маме купил комнату в двухкомнатной квартире и приобрёл машину «опель-кадет».

В 2000 году встретил вторую свою любовь и ушёл к ней. Может, за это Господь и наказал меня — посадил в инвалидную коляску. А может, дал испытание, насколько я силён духом. В 2002 году я был самый счастливый человек на свете. Я спешил к любимой женщине. Возвращаясь с товаром домой, 13 августа 2002 года «встретил» фуру — уснул, лобовое столкновение. Машину мою не собрать, только осталось на запчасти отдать. А у меня сломан шейный отдел позвоночника (С5 и С6). Все деньги ушли на закупку товара, от которого остались осколки. И вот с мая 2003 года начался самый интересный и нелёгкий этап моей жизни. Анастасия, хоть и ушла от меня, но всё равно я ей очень благодарен! В самые трудные для меня дни и часы она была рядом. Я знавал таких людей, от которых сразу уходили жёны с детьми, мужья. Как только я пошёл на поправку, Анастасия честно сказала: «Ты остаёшься один!» Говорю вам откровенно, дорогие мои читатели, по ночам плакал в палате, чтобы никто не видел и не слышал. Единствен-
ные свидетели (но они молчат) — это стены. Я уже упоминал, что на момент аварии все деньги были потрачены на товар, но он разбился. Где взять деньги на операцию? Такая операция в те годы стоила 1300 долларов. А Елена смогла договориться дешевле, через знакомых. Кто должен был мне, у того денег не было, но худо-бедно нужную сумму нашли —
300 долларов. Если бы промедлили с операцией, меня могли бы не спасти. До операции я ещё провёл с неделю в Вышнем Волочке. Скажи мне кто-нибудь до аварии, что я буду жить в коляске, я бы рассмеялся этому человеку в лицо, не поверил бы! Но жизнь продолжается!

Итак, я окунулся в другую жизнь —в жизнь колясочника. Когда подобное происходит, всё меняется — ценности, взгляды. Я думал, прежде чем писать о жизни в коляске, надо ли это? И решил: надо! Пусть люди знают и морально будут готовы ко всему. Но не дай Бог!
Все колясочники делятся на три категории: шейный, грудной и поясничный отдел. Самым худшим считается шейный отдел позвоночника. Часто бывает так: «шейник» — это мясо! «Шейники» — это особый контингент, это люди, которые постоянно требуют внимание к себе и зависимы от общества и от тех людей, кто их окружает. Они не могут удержать внутренние потребности, они постоянно должны быть в памперсе. Когда я выхожу на улицу, постоянно в памперсе. Задница — вещь тёмная, до конца не изучена,
и какой сюрприз может преподнести, не знаешь. Хотя стараюсь свой организм контролировать. Такая же история и с мочевым пузырём, выдаёт небольшими порциями. Смотрел фильм «Один плюс один». У персонажа фильма от брака были две дочери, если их не удочерили. Ни один инвалид-колясочник, у кого сломан позвоночник, не может иметь семяизвержение — оргазма не бывает! У женщин не знаю — этот вопрос не обсуждал с ними. Вот так если задуматься, что хуже одиночества? равнодушия? или беспомощности и зависимости? С одиночеством можно ещё справиться. Восемнадцать лет один живу. Равнодушие мимо пройдёт. Беспомощность-зависимость — вот что страшно. Не перелезть
в коляску без чьей-либо помощи, не сходить на горшок, не спуститься, не подняться, а если ещё хуже — не удержать ложку. После аварии не мог держать три месяца ложку. У каждого спинальника свой срок восстановления: кому месяц, кому год, кому годы. Если бы вы знали, как устал от беспомощности и зависимости… А «поясничникам» и «грудным» тоже несладко — чтобы сходить в туалет, делают себе клизму, и так через каждые три дня. Если я могу ездить в памперсе, то есть категория колясочников, которые ездят с катетером.

Итак, я оказался один на один со своими трудностями. Анастасия ушла. С другой стороны, её тоже можно понять: 16 лет разницы, мне 40, ей 24, жизнь только начинается, а тут — инвалид на коляске! Я её не сужу. «Не суди, да не судим будешь». Так в Писании сказано. Когда меня привезли из больницы домой и ночью остался один — было желание уйти из жизни, один и никому не нужен. Хотел ножом перерезать себе горло. Но что-то меня останавливало — наверно, жажда жизни. Дети отвернулись — отец ушёл к другой женщине, их бросил. Елена тоже отвернулась — не дал денег на 1 сентября! Ах, если бы они были тогда! Мама тоже взбрыкнула: пока не перепишу комнату на неё, приходить помогать не будет! В те годы я снимал квартиру в Купчино. Общежитие квартирного типа. Там были соседи — Маша с Сергеем и Наташа с Володей. И ещё был Саша Марк. Вот кто помогал мне тогда.

Через некоторое время мама вернулась. Ещё немного позже я помирился с детьми, но, опять же, благодаря мудрости Елены. Сейчас мы очень любим друг друга! Хочу ещё немного отступить. В мае 2005 года был в 40-й больнице на реабилитации и заехал домой, не помню зачем. Раздался телефонный звонок, и я узнал, что мой отец умер. Сказать честно, сильно не расстроился, но слеза побежала. Хотел его проведать, да не успел. В родной город смог приехать только на 40 дней. В 2005 гдоу пришлось закрыть магазин, товар оставшийся увёз
домой и продавал его на Новый год и на Восьмое марта. Администратор Адаманта Семён Нутович предоставлял мне место без всякой аренды. И вот в 2007 году на вырученные деньги от проданного товара купил двенадцатидневный тур по Италии. Побывал в Финляндии, Швеции, объездил всю Италию на автобусе, под
конец тура побывал в Германии. Благодарен Игорю К., он оплатил
тур сопровождающему. Без сопровождающего меня не брали. Позже, 2 октября 2009 года умирает мама. Я остался один, но есть дети. Ради них сейчас и живу.

В 2010 году увидел афишу «Зара». Значения не придал и на концерт не пошёл, а напрасно. Чуть позже посмотрел концерт по телевизору. Как я жалел! Она меня покорила своими песнями, своей душевностью. В каждой песне чувствовалось, как она проживает ту песню, о которой поёт. И вот весной 2011 года Зара участвует в одном из концертов. И на этом концерте я дарю ей первую корзинку с лягушкой, а вокруг лягушки — ландыши. Это была наша первая с ней встреча. С этого и пошло: на каждое выступление новая корзинка, новая лягушка. В каждую корзинку я вкладывал свою душу! Сколько подарил корзинок с лягушками, не считал. Вот так с 2010 года я стал поклонником Зары.

Но ещё больше она покорила моё сердце и мою душу в «Европолисе» — это торговый центр, куда Зара приехала выступить, и мы с ней там встретились. Там я подарил ей весь мир и поставил его к её ногам. Она решила со мной сфотографироваться, и после, когда я распечатал фотографию, во мне всё перевернулось: она стояла на коленях. Не каждая звезда позволит себе такую роскошь, как встать на колени рядом с инвалидом-колясочником. Это может сделать только большого сердца человек! И я полюбил её за это сердце! И за эту душу! Что и пробудило во мне тягу к поэзии, которая дремала 35 лет. Задумываюсь, откуда оно пришло — моё стихотворное творчество. Моя мама много читала художественной литературы. Да и сам любил читать. До Армии у меня было два любимых занятия — книга и рыбалка. Любил уединение, на рыбалке на природе возле воды уединяешься и отдыхаешь от ненужных проблем — и любуешься красотой природы. Поздними вечерами зимой, бывало, сочинял дюбимой девушке стихи, но ушёл в Армию, и на долгое время моё творчество остановилось. А бабушка Марина пела, и с хором пол-России объездила. Как-то бабушка Марина пригласила нас с братом на день рождения. Это было в 1968 году. Там такие песни пели, да ещё как пели! Не хотелось уходить. А в дорогу дала большой пакет домашних пельменей и конфет. Наверное, это и сподвигло меня начать творить.

В конце 2010 года я заработал на кроссовки стоимостью 7500 рублей. Продавал «остатки былой роскоши» — у меня осталась посуда подарочная, её-то люди на Новый год и покупали.
Для инвалида-колясочника 7500 руб лей — это большая сумма, когда нет никакого дохода. Но себя надо любить. В 2011 году я торговал копилками ручной работы, а с 2012 года — цветами летом, а зимой — копилками. А сейчас буду продавать свои стихи. Если они пишутся, люди должны их читать. На заработанные мною деньги от продажи цветов и от сдачи
своего жилья купил в 2015 году недорогую дачу во Мшинской и автомобиль Dodge Caravan и подарил детям. И в этом же году выпускаю свою первую книгу. Ещё хочу до- бавить: на свою первую книгу, как и на эту я заработал сам!

Мой читатель! Вот уже восемнадцать лет нахожусь в коляске. Когда начинал ходить с помощью палки и поводка, который был прикреплён к левой ноге, не раз падал и до крови. Конечно, первые три года меня это сильно расстраивало, до слёз от беспомощности. Я писал, что «шейники» — это мясо, так вот, если я упаду, то самостоятельно уже было не встать. Не раз, когда дома бывало упаду с коляски, ползу к входным дверям и жду, кто из соседей пройдёт и меня подымет. Годы идут, как правило, здоровья не прибавляется, а ухудшается. Последние десять лет уже передвигаюсь только в коляске. За эти годы многое случалось: и плевали в лицо (знать бы за что мимо проходившая женщина плюнула в лицо), и на три
буквы посылали, и даже били в лицо кулаками (первый случай — когда на хамство ответил хамством, второй раз подвыпивший мужчина решил, что собираю деньги в вагоне метро, а третий — подвыпивший мужчина нашёл более слабого и беззащитного). Вроде после этого можно сломаться, опустить руки, но я шёл дальше, перешагивал через себя. Да, равнодушия, конечно, хватает, с этим не раз сталкивался. Сталкивался и с тем, когда люди проходят мимо, вместо того чтобы помочь. Выше писал, что с каждым годом всё сложнее выходить из дома, сам уже не могу, ноги отказывают. Однажды полтора часа просидел у окна, чтобы мне помогли спуститься с первого этажа. Кто-то из прохожих по-
смотрит и дальше пойдёт, кто-то отмахнётся, а кто делает вид, будто не слышит. В этот момент, не спорю, приходит отчаяние, но говорю себе: «Валера, это не твой день» и дальше продолжаю сидеть и ждать отзывчивого человека. Конечно, бывают депрессии, тогда никого не хочется видеть, слышать, и кажется, что
никому ты не нужен, и тогда так хочется почувствовать локоть друга, но он далеко. Признаюсь, за эти восемнадцать лет не раз приходило желание уйти из жизни, но наверное, жажда жизни у меня всё-таки сильнее и Господь не допускает к самоубийству, что является большим грехом. Да и я не всё ещё сделал в этой жизни, по-видимому. Да и не хочу расстраивать дорогих мне людей, своих детей и дорогого мне человека, Женщину, Друга Зару. Я очень её люблю!!! Есть ещё один человек, который мне дорог, хоть мы с ним давно расстались, но до сих пор в хороших отношениях — это бывшая жена Лена. Насколько у меня хватит сил, буду упираться. Есть хорошая поговорка: «Усрусь, но не покорюсь».

Своим примером хочу показать всем, что можно жить в коляске, жить, любить и творить.

С уважением, ваш Валерий Брошь

Я не ищу к себе жалости, уважения, оттого что не сломался, не опустился и не сижу с шапкой.

P. S.

Мне часто приходится обращаться за помощью к людям.
Кто с охотой идёт навстречу и помогает, кто сделает гриммасу,
отойдёт, как будто не слышит и как будто не к нему обращаются,
кто сразу отвечает «нет», не выслушав до конца просьбу. Бывало,
обращаюсь за помощью, но необычно: «помогите мальчику» или
«сделайте героический поступок, помогите мальчику», разные
слышу ответы: «кто бы мне помог», «мне есть кому помогать»,
«какому мальчику?», кто отвечает, что нет мелких денег, тут па-
рирую — «дам сдачу», кто — «деньги на карте» или как всегда
«нет». Почему же не задать элементарный вопрос: «Чем помочь?»,
а потом уж стучать по карманам или произносить слово «нет».
Может, я неправильно прошу, но моё мнение таково: остроумное
обращение с просьбой должно быть услышано и, надеюсь, выпол-
нено! А как ты считаешь, мой читатель?

P. P. S.

Не случись одно, не случись другое и третье, и моих стихов
не было бы. Всё в жизни идёт своим чередом.
Очень благодарен своим друзьям Дмитрию Певцову, Ольге
Дроздовой и Игорю Журавлёву — дали денег в долг на издание
моего первого сборника «Мой путь»! Дмитрий хоть и говорил,
что можно не возвращать, но я бы перестал себя уважать, если
б не вернул долг! Мне уважение дороже всяких бумажек.
Ещё хочу добавить: я очень благодарен судьбе за то, что по-
слала мне самую очаровательную женщину города Ленинграда —
Зару! Если бы не было её, не было бы моих стихов.
В своих стихах я хочу показать какой я: люблю смех, юмор,
люблю веселиться, а также грустить. И ещё хочу добавить, что
умею и могу любить!

Стихотворение

Вы прочитали моё откровение,
Я вам откровенно всё рассказал,
И про все свои плохие мгновения,
И как плакал, трудился, страдал.
Вы стихи мои не читали.
Вам советую их приобрести,
Чтоб побольше меня вы узнали,
Чтобы трудности могли все пройти.
В моей книге вы узнаете
Про всю мою былую жизнь.
А когда узнаете, то вы мне пожелаете,
Чтоб в жизни в своей я не тужил.
Я по жизни иду очень ровно,
От высот не кружится моя голова.
Проживу эту жизнь очень скромно,
Хотя голова моя очень седа.

Предисловие

Дорогой мой читатель, этот сборник я посвящаю поэту Се-
ребряного века Сергею Есенину и решил назвать свой сборник
«Есенин». Но хочу заметить, если бы не было такой женщины, как
ЗАРА, то не было бы моих стихов. Этот сборник по счёту десятый.
В каждом сборнике стихи разные и фактически не повторяются.
Есть, но их штук пять, не больше. И ещё в этом сборнике мно-
жество стихов начинается с есенинской строки. По правилам
Союза писателей я должен был обозначить, что стих начинается
с есенинской строки, но мне не понравилось. Мне не важно было,
чья это строка, а важнее — содержание и смысл, поэтому не стал
обозначать.
Тебе судить, дорогой мой читатель.
С уважением, Валерий Брошь
Ещё хочу добавить, для меня остаётся самым дорогим челове-
ком мною любимая женщина ЗАРА. Не боюсь повториться: не было
бы её, не было бы моих стихов, а значит, не было бы меня.
Ещё раз с уважением,
ваш Валерий Брошь

0

Пускай немного неумело
Шептал бумаге карандаш.
Душа спросонок прохрипела,
Не понимая праздник наш.
Читатель мой, найдёшь ты в этой книге
Мою любовь, тоску и грусть.
Ещё прочтёшь ты на странице
Про незабываемую любовь, про Русь.
И пусть прошепчет на бумаге
Бездушный чёрный карандаш
О хулигане и стиляге,
И об угоднике сердечных драм.
Найдёшь ещё ты на бумаге,
Где шепчет только карандаш,
Что вам ещё безумно верен
Валерий Брошь, издатель ваш.

1

Моя свеча ещё горит,
Когда-нибудь она погаснет,
Звездою в небо улетит,
И там она ещё загаснет.
Так пусть же звёзды всё горят
И никуда не улетают.
И пусть они в небе всё парят
И никогда не угасают.

2

Где-то рожь ещё дымится,
Скачет, скачет кобылица.
Только пыль одна летит.
Поют в роще соловьи.
Ярко светит месяц в окнах,
Отражается он в стёклах.
И блестит ещё луна,
Её видно из окна.
Ветер тучи собирает.
Журавли уж улетают,
Машут мне они крылом.
Звёзды блещут над окном.
Ночь непроглядная стоит,
Только времечко бежит.
Исчезают в окнах звёзды,
Исчезают с ними вёсны.
Годы быстро пролетят
И глядят куда-то вдаль.

Ольге Б. Любимовой

Я хочу, чтоб заря улыбалась
И тебе улыбался рассвет.
И чтоб роса ещё просыпалась
И сверкала, как лунный цвет.
Чтобы звёзды над тобой сияли
И дарили и нежность, и цвет,
И чтобы вместе с тобой просыпались
И говорили: «Ольга, привет!»
Пусть роса над землёю склонится,
Засверкает лунной водой.
И трава над землёй шелестится,
И покажется луч золотой.
Для тебя я небо построю,
Загорятся для тебя облака.
И тебя твоим счастьем накрою,
И под этим ты счастьем уснёшь.
А проснёшься, заря догорает,
Звёзды кружат над тобой хоровод,
И земля для тебя лишь сверкает
И подарит земную любовь.

Ольге Б. Любимовой

Я хочу тебя росою осыпать,
Чтоб ты сверкала, словно земля,
И чтоб ты от сна пробудилась
И засверкала, словно звезда.
Пусть те звёзды над тобою мерцают,
Кружат, блещут, кружат над землёй,
И пусть любовью тебя засыпают
И сверкают всегда над тобой.

Ольге Б. Любимовой

Для тебя я звёзды построю,
Пусть кружатся они над тобой.
Соловья я петь настрою,
Чтобы пел всегда над землёй.
А заря над тобою будет кружиться
И дарить тебе будет рассвет.
И река на тебя заглядится
И подарит тебе нежный всплеск.

6

Ты не верь ни единому слову.
Обману тебя, как всегда.
Окунусь в тебя с головою
Там, где только растёт трын-трава.
Растоплю твоё недоверье,
Растоплю твоё сердце навек,
И отдашься ты мне с наслажденьем,
И получишь ты много утех.
Не жалей о том, что было,
И слёз горячих не лей.
Моё сердце к тебе остыло,
Ты возьми меня пожалей.
Я уйду от тебя к такой же,
Которая полна любви и надежд.
И буду говорить: «Откройте
Своё мне сердце навек».
И опять уйду от неё я,
Разбив её сердце навек.
Эх, жизнь моя паскудная.
Такой уж я человек.

7

Обнажи свой стан ты красивый,
Свою грудь ты ещё обнажи.
И на заре ещё ты услышишь,
Как шуршат на реке камыши.
Ты услышишь всплеск зарницы,
В чёрный омут звезда упадёт.
И услышишь звон колесницы,
И где глухарь на току поёт.
Обнажи свою грудь, не стесняйся,
Припаду губами к соску.
На траве со мной поваляйся,
О любви тебе всё расскажу.

8

Не стыдись губ своих алых,
Не красней от горячих рук.
Проведём много дней с тобой жарких,
Что не хватит нам этих минут.
Заблестит роса над травою,
Заискрится лунный рассвет.
И будешь лежать подо мною
И будешь шептать только «нет».
Но в тебя я уже погрузился,
Растворился в тебе белый цвет,
И в тебя глазами я впился,
Обещал тебе белый свет.
Ты не верь ни единому слову,
Я пройдоха, проныра, поверь.
Наслаждаюсь тобою по горло
И уйду, не закрыв даже дверь.
Но, целуя тебя до рассвета
И целуя груди твои,
Будут петь нам с тобой до рассвета
Очарованные тобой соловьи.

Любе Фоминой

Улыбнись на рассвете утром,
Когда на траве сверкает роса.
Улыбнись на рассвете утром,
Когда в небе мерцает звезда.
На рассвете увидишь солнце,
Из-за пригорка увидишь рассвет,
И увидишь ещё под солнцем
Незабываемый солнца цвет.
Соловей запоёт на рассвете,
Купаясь в хрустальной росе.
И глухарь споёт на кларнете
И споёт тебе в зелёной траве.
Выходи обнажённой ты в поле,
И услышишь ты пев журавля,
И будет он тобой очарован,
И сверкать будет в небе луна.
И осветит луна, даже звёзды
Твою небывалую грудь,
И буду я тобой очарован
И не смогу этой ночью уснуть.
Загляжусь на стан твой ещё белый,
Он как мрамор под сводом луны.
И туман под ногами белёсый.
Он ложится ниже травы.
На рассвете зари не стесняйся
И не бойся хрустальной росы.
И от счастья всегда наслаждайся
Оттого, что поют глухари.
Ночь минует так быстро, туманно,
Звёзды канут в далёкую даль,
А я от любви домой приду пьяный,
И снова ночью буду я тебя ждать.

10

Обману тебя этой ночью.
Я сегодня к тебе не приду.
Разорву письмо твоё в клочья,
От тебя сегодня уйду.
Сожалеть не буду об этом,
Что ушла от тебя навсегда.
И тебя навеки забуду
И не вспомню тебя никогда.
Я забуду те мгновенья,
Что когда-то ты мне дарил.
И у меня не будет сомнений.
Моё сердце изменой разбил.
Ухожу со слезами, но гордо.
Сердце стонет от боли в груди.
Я прощаю тебе то, что было.
И такую другую тебе не найти.
Не найти тебе глаз таких милых,
Не найти ладони любви.
В моём сердце всё позабыто,
И обратно меня не зови.

11

И вот проталина бежит
Промеж берёз и с них стекает.
Слеза с берёзы с той бежит,
Что даже птицы умолкают.

12

Разорву стальные оковы,
Выйду я из железных ворот.
Застучат стальные подковы,
Повезут туда, где народ.
И народу глаза я открою,
Расскажу, куда люду идти,
И своей железной рукою
Он мне скажет: «Путь укажи».
Он возьмёт вилы и грабли,
Пулемёт у него на плече.
Не хватать ему будет булавы,
Чтобы бить вас по башке.
Лучше вы бойтесь народа,
Он вскипит и воспрянет тогда.
Для него дороже свобода,
Чем спину гнуть господам.

13

Прекрасен лик Петра творенья,
Мой любимый Ленинград.
Моя любовь чистосердечна
К тебе, любимый Ленинград.
Люблю твой взор проникновенный,
Ещё к тому же на заре.
К тебе любовью вдохновенный,
Пишу стихи я о тебе.
Навстречу утренней Авроре
Плывёт зарница по Неве.
И пароходы ходят тоже,
Плывут куда-то по реке.
Горят огни колонн Ростральных
Ещё в двенадцатом часу.
И цвет колонн такой фатальный.
Куранты полдень уже бьют.
И в полдень слышишь — канонаду
Со стен Петра из пушки бьют,
Идя тихо по Фонтанке,
В Летний сад гулять зовут.
Проспект мой Невский величавый
Разрезал город поперёк.
И он стоит такой желанный,
И по нему спешит народ.

14

Сгустились сумерки в лесу.
Луна трепещет над осиной.
В густом и синем том бору,
Там снег лежит, такой он синий.
Заледенелый снег лежит,
Под звёздным небом отражаясь.
И он всё время порошит
Под звёздным небом и сверкает.
Промеж тех звёзд блестит луна,
Украдкой щупает тропинку,
Средь звёзд она бледна.
И снег зажигает, словно спичку.
Сверкает лес, горит луна.
Весь лес горит как будто спичка.
Луна красотой заворожена.
И снег порхает, словно птичка.

15

Быть исполином отражённым
Не каждому ещё дано.
И Пётр стоял заворожённый,
Когда смотрел в своё окно.
Он прорубил окно в Европу
И след оставил на века.
След оставлял он, словно пробу,
Куда касалась его рука.

16

Сверкает лес искристым снегом,
Плетёт своё веретено.
И кружева летят поспешно,
Ложатся тихо за окном.
Спешит зима надеть кольчугу,
И реки, пруд тут за бугром.
И не хватает зиме вьюги,
И слышу вьюгу за окном.
Метель метёт позёмкой белой,
И слышу вой протяжных труб.
И вой стоит такой несмелый.
Зима на кого-то точит зуб.
Метёт метель, стучится в окна.
Луны на небе не видать.
И я стою окоченевший
И не могу ладонь разжать.

17

Утро встаёт над рекою,
Слышен всплеск волны.
Волны бегут над водою
Прямо до самой земли.
Шепчутся листья с зарёю,
Багрянцем покрыта земля.
Листва летит над водою.
Солнце горит в облаках.
Блестит и сверкает светило,
Дарит свой тёплый цвет.
Как будто машет кадилом,
Держа в руках белый свет.
В поле трава, незабудки,
Ромашка где-то растёт.
Слышен клич серой утки,
Лапами по воде всё гребёт.
Сверкает вода изумрудом,
Словно бриллиант голубой.
Дарит природа нам чудо,
Этот закат золотой.
Живи, наслаждайся природой,
Хрустальной росой над травой.
И жди от неё всегда чуда,
Этот закат золотой.

18

Трепещет лес весны весёлой.
Ушли куда-то холода.
Щегол поёт такой весёлый.
Ушла проклятая зима.
Тихонько тянется цветок
Из ветки белою берёзой.
Над ним летает пчёлок рой,
И цвет его такой зелёный.
Порхает где-то соловей,
И будит лес он песней громкой.
И слышен цокот глухарей,
Росу сбивая песней звонкой.
Благоухает в поле звон,
И ландыш где-то распустился.
Услышишь звон колоколов,
И запах ландыша сгустился.
Благоухает русский лес,
И пев берёз ты в нём услышишь.
Ты не видал таких чудес,
Где русский лес цветёт и дышит.

19

Над окном тихо шепчутся листья,
И в окно глядит всё луна.
Дайте, дайте под луною согреться,
Но согреет меня тишина.
Выйду в поле, где рожь колосится,
Где за рекой стрекочет камыш,
Где туман ещё будет носиться
И будет возиться серая мышь.
Засверкает в поле прохлада,
И костёр непогасший горит.
Где же, где же, моя ты отрада,
И к кому сейчас ты спешишь?
Но молчит в поле рожь, даже ветер,
Не качает он колосок.
Мой костёр превратился в пепел,
Но искрится ещё огонёк.
Но задует его свежий ветер,
И задует он уголёк.
По дороге несётся пепел,
А за ним ещё мотылёк.
Дайте, дайте воды мне напиться
Да налейте побольше вина.
Пришло время с любовью проститься,
И берёт меня горечь, тоска.

20

Стелется дымка туманом.
Роса блестит на траве.
И рожь стоит океаном,
Как будто плывёшь по воде.
Рожь колосится златая,
Клонится ближе к земле.
Стоишь предо мной как святая,
Ноги босые в копне.
Груди твои налитые,
Хотят они ласки, любви.
Глаза твои золотые
Просят меня: «Позови».
Тебя же я звать не буду,
Гори теперь без меня.
Тебя я вскоре забуду,
Во всём тебя только виня.

В память о войне

Летит в поля снежинок стая.
Лежит замёрзшая земля.
Моя земля в огне пылает,
Траншеями изборождена.
Летят тут пули и снаряды,
И старшина кричит: «Пипец!»
От этой мёртвой канонады
От нас остался холодец.
Покрылись мы землёй холодной,
И снег накрыл кровавый след.
Земля станет плодородной,
Когда растает белый снег.

22

А русский лес зимою дышит,
Когда на елях снег лежит,
Своими лапами он пышет,
Когда на ели снег летит.
Зима стоит, и всё мерцает,
И лес как будто в серебре.
И ель под солнцем замирает,
Стоит под снегом как в чадре.
Сверкает лес под солнцем златом,
И снег сверкает и искрит.
Как будто кован из булата
На ели золотом летит.
Мой русский лес зимою дышит,
И лес стоит весь в серебре.
И злата он себе не ищет,
Сверкает златом при луне.
Луна блестит, а снег сверкает,
Сверкает чистым серебром.
Он под луной ещё мечтает,
Как упадёт на снег звездой.

23

Шумит листва дождём осенним.
Летит куда-то жёлтый лист.
Весною станет он весенним,
Дрозда услышишь песен свист.
Весною почки набухают,
Потом ещё цветут цветы.
Деревья почки распускают,
И видишь ты — цветут сады.
Шумит листва под ветром шума.
В саду поёт там соловей.
И воробьи, целуясь глупо,
Под песнь летящих журавлей.
Весна цвётет, благоухает,
И в поле выросла трава.
И мотыльки ещё летают
Там, где растёт ещё сосна.
Настанет день и сенокоса,
И скосят выросшую траву.
Лежать она будет так непросто,
Глядеть она будет на зарю.
А ночью к ней луна спустится,
Погладит солнечным лучом.
И лошадь будет всё коситься,
Жевать траву и бить хвостом.
Засохнет высохшее лето,
А вместе с ним ещё трава.
И заскирдуют в три обхвата,
Пока не наступили холода.
Стоит скирда под лунным светом,
И дождь роняет лепестки.
Пришла зима и с белым снегом,
И на скирду летят снежки.
Пройдёт зима, скирды не станет,
Весною вырастет трава.
И сенокоса день настанет,
Пока на траве лежит роса.

24

Холод, сумрак, стоит тишина.
Иволга где-то плачет.
Здесь раньше проходила война.
Ветер по могилам скачет.
Ветер шуршит, в окопе вода,
Луна слёзы льёт в окопы.
В небе горит только луна.
Мы из девятой роты.
Нам говорят: «Нужна высота.
И не жалеть патроны».
В небе горит только луна
И освещает дзоты.
Мы ринулись к дзотам, чтобы сгореть,
И звёзды теперь стоят часовыми.
На этой высотке оставалось нам лечь,
Чтоб праздновать вам поминки.
В небе теперь только звёзды горят.
Луна за рекою плачет.
А на могилах только звёзды стоят
Да ветер ещё скачет.

25

Капает дождь холодной дождинкой,
На щеке мёрзнет слеза.
Капает он с горькой улыбкой.
В небе блещет только луна.
Блещет луна на небе лениво,
Кажется, будто вот-вот упадёт.
В небе она только парила,
А утро настанет, она пропадёт.
Хочется мне, чтобы звёзды сияли
И отражались в ночной синеве.
И хочется мне, чтобы слёзы смеялись,
Когда горечь давит и бьёт по щеке.
Мы часто смеёмся, и часто мы плачем,
Когда горечь нас душит и бьёт по щекам,
Когда нас кто-то разлюбит
И не смотрит нам больше в глаза.
А хочется быть на свете счастливой,
Громко смеяться и страстно любить.
И хочется мне в лицо рассмеяться,
Тот, кто готов тебя позабыть.
Как хочется мне ещё быть любимой,
Быть самой счастливой из всех на земле.
Как хочется мне быть самой счастливой
Оттого, что ты есть на этой земле.

Моим читателям

А сколько мне ещё смеяться,
А сколько мне ещё страдать?
Хочу я смерти рассмеяться,
Когда придётся умирать.
Похороните, если можно,
Меня среди дубрав, среди равнин.
И если будет невозможно,
Похороните среди могил.
Поставьте белую берёзу,
Она чиста, как русский лес.
И посадите рядом розу,
Она как чудо из чудес.
И спойте песню Окуджавы
Про то зерно, что посадил.
И будет мне тогда в награду
Вино того, что не испил.
Когда-нибудь зерно взметнётся,
Лоза даст свои плоды,
И мой народ тогда проснётся
И будет вслух читать стихи.

27

Прекрасен лес в цветущем беге,
И где поют там соловьи,
И где ещё в траве высокой
Поют о чём-то глухари.
А на заре увидишь утро,
Рассвет необычайной красоты.
Сверкает утро перламутром
Необычайной чистоты.
Сверкает лес голубизною
И дышит этой чистотой.
Река сверкает синевою
И удивляет глубиной.
Щебечет лес, щебечут птицы,
И слышишь гомон стаи птиц.
И скачут глупые синицы
Под звон скрипучих колесниц.
Грохочет небо, дождик брызнул,
И бьют дождинки по листве.
Птенец в гнезде зачем-то чиркнул
И клювом спрятался в крыле.
А на закате лес тускнеет,
Багрянцем выпала роса,
И от тумана столбенеет,
Пока листва озарена.
Покрылся лес сплошным багрянцем.
Река глядит всё в облака.
И тонут звёзды на закате,
Пока река озарена.
Горит луна и звёзды тоже.
Закат багрянцем весь горит.
Они друг на друга так похожи,
Что лунный свет от них летит.

28

Чем привлекает к себе женское тело?
Тела своей красотой.
Господь его слепил так умело,
Что дивишься её наготой.
Её покатые плечи
И бёдра, что сводят с ума.
И хочется взять за плечи,
Чтоб улетела душа.
Стан у неё словно мрамор,
Господь его сам вырубал.
Сократ её в своих одах
К богам её возвышал.
Грудь у неё словно горы,
Сосок как будто венец.
И смотрят на неё боги,
Считают биенье сердец.
Распущен локон мгновенно,
Прядь её пышных волос.
Хочу запустить руку
В прядь её пышных колос.
Ласкать её нежные груди
И нежно их целовать.
Ласкать её нежные руки
И сосок ещё миловать.
И вместе с ней возноситься
К богам, что считают сердца.
И вместе с ней помолиться
За то, что счастье дала.
Женщину как богиню
Ставлю на пьедестал.
И от красоты обнажённой
Глазами я ликовал.

29

Утро прохладное, дождь моросит.
Листва пучеглазая куда-то летит.
Дождь всё идёт, стучит по асфальту.
Дайте мне в руку, в руку гитару.
Грустную песню заводит она.
Одна лишь луна в небе видна.
Тучи заволокли синее небо.
Я от тебя измены терпела.
Но больше терпеть я не могу,
Лучше по жизни одна я пойду.
Дождь всё стучит, стучит по асфальту.
А ты всё крутишь, крутишь шарманку.

30

Чем привлекает к себе женское тело?
Тела своей наготой.
Господь слепил её так умело,
Дивишься её красотой.
Стан у неё словно белый мрамор,
Господь его сам вырубал.
Сократ её в своих одах
К богам её возвышал.
Грудь у неё словно горы,
Сосок как божий венец.
И смотрят на неё боги,
Считают биенье сердец.
Распущен локон мгновенно,
Прядь её пышных волос.
Хочу запустить руку
В прядь её пышных колос.
Ласкать её нежные груди
И нежно их целовать.
Искать её пухлые губы
И соски на груди сосать.
И руки её незабвенно,
Губами их целовать.
И родинку, что возле щёчки,
Губами её искать.
И после с ней возноситься
К богам, что считают сердца.
И вместе с ней помолиться,
За то, что мне счастье дала.

31

Люблю твой взор печальный, грустный
И серый взгляд из чудных глаз.
Стоишь предо мною благородный,
Мой город славный, мой город, град.

32

Белый снег летит, кружится,
Покрывает серебром.
И под солнцем он искрится,
И несётся за окном.
Он летит и не сгорает,
И ложится на поля.
Он в поле просто отдыхает,
Когда светится луна.
Освещает своим ликом
Белый снег, и он искрит.
И под лунным бледным бликом
Этот снег ещё горит.
Звёзды падают на землю,
Белоснежный белый снег.
Они землю осыпают,
Оставляя лунный след.
След растает, но не вскоре,
Лишь когда придёт весна,
И когда ещё в подворье
Ты услышишь петуха.

33

Тихо шуршит одинокая осень,
С деревьев листья летят.
И на лужах появилась белая проседь.
Прохожие листвою шуршат.
Падает тихо лист обнажённый.
С деревьев слетает жёлтый лист.
Прохожий идёт вдохновлённый.
Играет ещё пианист.
Падает лист желтеющей краской,
Как будто идёт звездопад.
И лист взметнулся в небо,
И листья как будто звёзды горят.
Летит листва, и ветер уносит,
Уносит листву в далёкую даль.
И наше время куда-то уходит,
И нам с тобой его не догнать.

34

Идёт весна, сосульки тают,
Сосульки тают на ветру.
Снежинки белые летают
И смотрят прямо на луну.
Скворец сидит громкоголосый,
Щебечет громко над окном.
И снег рыхлистый в лужу смотрит
У меня под домом, под окном.
И слышу звон ручьёв звенящих,
Звонят в свои колокола.
И слышу шёпот берёз шепчащих,
И слышу птичьи голоса.
Я слышу всё — и звон капели,
И даже шёпот муравья,
Я слышу песню свиристели,
И даже песню журавля.
Я слышу всё, весна настала.
С берёзы падает искра.
Она весну так долго ждала,
Что потекла у ней слеза.

35

Распускаются медленно почки.
На дворе стоят холода.
Прорастает трава на кочке.
Во дворе наступает весна.
Тянется медленно эта погода,
Мелкой изморозью сыплется снег.
Хороша весною природа,
Когда весною меняется цвет.
Видишь ты, распускаются ели,
У берёзы почки горят.
И поют в саду свиристели,
А в лесу соловьи голосят.
Видишь, яблоня в белом цвету.
А потом увидишь подсолнух,
На подсолнухе голубую росу.
Распускается всё — незабудка,
Клевер, ландыш где-то цветёт.
На болоте плавает утка
И утят к себе нежно зовёт.

36

Мой рыжий кот, дай тебя поглажу.
Дай наэлектризую шерсть твою.
Тебя по кровати я разглажу,
Тебя по шерсти расчешу.
Сидишь и смотришь на меня сердито
За то, что тебе кушать не даю.
Со мной играешься игриво,
И на тебя порой ворчу.
Ты спрыгни на меня с кровати
И на коленях полежи,
И для меня забавы ради
Меня ты, кот, этим рассмеши.
Ты полижи языком шершавым
Мою ладонь и щёку полижи,
И языком своим ещё корявым
Промеж когтей шерсть ты расчеши.
И полежи на моих коленях,
Поспи, мой друг, с часок-другой.
Развей, мой друг, мои сомненья,
Что для тебя очень дорогой.
Тебя, мой друг, тревожить я не стану
И с радостью с тобою подремлю.
Тебя, мой друг, по голове поглажу
И с удовольствием с тобой поурчу.
Когда проснёшься на моих коленях,
На пол спрыгнешь и начнёшь урчать,
В окно увидишь на поленьях,
Как воробьи клювом всё стучат.
Запрыгнешь, друг ты мой, на подоконник,
Увидишь стаю воронят.
Вопьёшься в стаю ты глазами,
Они возьмут и тут же улетят.
И посидев на подоконнике немножко,
Запрыгнешь снова на кровать.
Закроешь лапой свою морду
И потихонечку начнёшь урчать.
Мой рыжий кот, дай тебя я поцелую,
Дай поглажу шерсть твою.
Тебя, мой друг, я зацелую,
И ты мне скажешь: «Тебя люблю».
Мой рыжий кот, ты всё сидишь
и ждёшь похлёбку,
Ждёшь, когда дам тебе еды.
Или ты ждёшь, когда дам тебе я трёпку
За кусок украденной колбасы.

37

Мой милый друг, ты лижешь лапу
И выпускаешь коготки.
Когда-то друг мне сделал рану,
И это было ему с руки.
Болит душа, и сердце тоже,
Из раны всё сочится кровь.
И не залечат в душе мне раны,
В душе моей всё та же боль.
Приди ко мне, мой друг пушистый,
И промурлычь мне песнь свою.
Я знаю, друг ты голосистый,
С тобою песню пропою.
Ты не гляди сейчас в окошко,
В окне не видно ни звезды.
У нас с тобой одна дорожка —
Дожить до утренней луны.
Взойдёт луна и двор осветит,
Поленья, что на завалинке лежат.
Луна в окне ещё приметит
Часы, которые спешат.
Осветит нас луна с тобою,
Твой хитроумный, хитрый взгляд.
Собака воет под луною,
Её лучи нам говорят.
Ты пожалей меня, друг милый,
И залижи мою ты боль.
И для меня ты стал родимый,
Как тот горевший уголёк.

ЗÁРЕ

Я вновь тебе пишу
И вновь по тебе скучаю.
Тебя безмерно так люблю,
И днём, и ночью по тебе страдаю.
Откликнись, друг мой, отзовись,
Пришли хотя бы строчку.
На отношения со мной
Не ставь на мне ты точку.
Я жду письма который год,
Лучину зажигаю.
Иду по жизни словно вброд,
И жизнь я проклинаю.
Откликнись, друг мой, отзовись,
Пришли хотя бы строчку.
Передо мною появись,
Целуя меня в мочку.

39

Я сижу и скучаю по тебе, милый друг.
По тебе я скучаю, не хватает твоих губ.
Как хочется прислониться к ним губами сейчас,
Пред тобой опуститься, увидеть пламя из глаз.
Целовать твои губы, реснички твои.
И в саду мне запели ещё соловьи.
Всюду вижу глаза я твои.
«Она не твоя!» — кричат петухи.
Да, я знаю, она не моя,
И от этого горько льётся слеза.

40

Прекрасен лес из чудных красок,
Стоит, сверкает исполин.
Под этим солнечным каскадом
Сверкает чудный его лик.
Под этим солнцем снег сверкает,
И ель-красавица стоит.
Лучами солнца он играет,
И ель-красавица горит.
Горит весь лес каскадом синим,
Переливаясь на ветру,
И дарит лес свои богатства
Тебе, подобно королю.
Войди ты в лес, в своё богатство,
Лес очарует красотой.
И ты увидишь его убранство,
На нём будет месяц золотой.

41

Мороз трещит, и снег летает,
И кружит, вьётся над землёй.
С лучами солнца он играет,
И снег сверкает золотой.
Трещит мороз, трещат деревья,
Под снежной сказкой лес стоит.
И ты увидишь на деревьях,
Как этот снег ещё горит.
Зайди ты в лес, увидишь сказку,
Увидишь сказку-небытья.
И в этой сказке ты увидишь,
Как много в сказке серебра.
А ночью звёзды только светят
И освещают серебро.
Луна ещё сама залезла
В своё хрустальное ведро.

42

На опереньях снег лежит.
Над снегом долго он колдует,
И этот снег уже горит.
Синеет лес, и снег искрится,
И снег как будто загорит.
Глухарь на ель ту взгромоздился,
И от мороза он ворчит.
Играет луч ещё заката,
И лес горит весь в серебре.
И снег лежит как будто вата
И весь в зеркальном хрустале.
Озарена моя природа,
И в звёздах синий небосклон.
Стоит морозная погода,
И месяц светит золотой.

43

Ткёт зима веретено, золотые нитки.
И летят ещё в окно белые снежинки.
Заморозила зима и дома, и окна
И расшила кружева на хрустальных стёклах.
Посмотрите, вот окно, кружева шальные.
Сквозь расшитое стекло нитки золотые.
Нитка тянется в стекло, вышивает ели,
На расшитое окно садятся свиристели.
Вышивает зима в ряд золотые розы,
А когда придёт весна, зацветут мимозы.
Но пока ещё зима вышивает ниткой,
Вышивает кружева белою снежинкой.
Посмотрите, чудеса — сам мороз танцует
И насыпал серебра, снегом салютует.
Осыпается салют расписной снежинкой.
Снегири ещё поют на тонкой паутинке.
Ткёт зима веретено, полотно сверкает.
Вышивает серебром, ели так сверкают.
А снежинки так летят, изумрудом блещут,
Они искрами искрят и ещё трепещут.

44

Месяц светит золотой.
Они словно как былинки
Серебрятся под луной.
Сколько выпало тут снега!
Серебрится под луной.
И летит ещё планета
И сверкает под звездой.
Снег горит, пылает златом.
Сколько в мире серебра!
И в лесу стоит палата,
Серебром освещена.
Рукоделит всё зимою
Наша матушка-зима,
Рукоделит под луною,
Вышивает всё сама.
То оденет в шубу ёлку,
То достанет шапку, сапоги.
Деду даст ещё метёлку,
Чтобы стряхивал портки.
А берёзу так оденет,
Хоть её замуж выдавай!
Красотой берёза блещет,
Хоть фату ей надевай.
Всё успевает мастерица,
И на окнах рисовать.
Ей только стоит потрудиться,
Всё начнёт тогда сверкать.
Разрисует окна мелом,
Чисто белым серебром,
Разрисует так умело,
Не сравнить ни днём с огнём.
Вышивает белой ниткой
Своё хрустальное окно.
Вышивает паутинкой
Сквозь прозрачное стекло.
Не даёт себе покоя,
Хочет снегом завалить.
У неё пальто другого кроя,
До весны ей не сносить.

Author WordPress Theme by Compete Themes