Ездит коляска по бульвару, ездит по булыжной мостовой.
И стоит на вытянувшемся бульваре женщина с протянутой рукой.
Та коляска не просит милостыню, она не просит даже покурить.
Та коляска одного лишь хочет — чтоб ей дали себя в море утопить.
Равнодушием полнится планета, состраданья нет и слёз.
В голове только круглая монета и дыхание влюбчивых берёз.
Посмотрите на коляску, посмотрите на женщину с протянутой рукой.
Не хотите протянуть вы каску, чтоб вам дали рубль золотой?
Моё счастье — быть только с тобою,
тебя обнимать, целовать.
Как я хочу с нашей судьбою
твои жаркие губы так нежно ласкать!
Пусть губы твои меня нежно целуют,
а руки прижимают к себе.
И нисколько я не жалею,
что целую тебя на заре.
На заре бывают закаты,
а также ливень и град,
На заре бывают громовые раскаты,
Что захочется тебе кому-то сказать:
«Я люблю тебя, дорогая.
И поверь, что я буду любить».
И на ветке соловей, подпевая,
это может тебе подтвердить.
Ну вот, держу в стакане водку, и хлеб жуется за щекой.
А где мне взять такую глотку, чтоб только боль снять собственной рукой.
Держу стакан, я водку грею, и боль земная струится подо мной.
Когда-нибудь её согрею, когда окажуся я с тобой.
Своим дыханьем её согрею, прижму стакан к груди к своей,
И поползу я лишь за нею, за светлой Родиной моей.
Готов я встать на четвереньки и даже раком поползти,
Пусть будут сбиты у меня коленки, но от Родины меня не отвести.
За Родину костьми я лягу, и пусть мне живётся нелегко,
И лишь когда в могилу слягу, мне там будет очень хорошо.
А Родина меня тут не забудет и часто будет вспоминать,
И когда водку будут греть в стакане, и я от этого начну икать.
Помянет лес меня и роща, и заливные тополя,
И лишь луга одни заплачут, когда на них выпадет роса.
Ну, что ещё для вас придумать? О чём ещё вам написать?
Я напишу про жизнь повесы. И в детстве бросила его родная мать.
Он рос дичком в малине спелой, его шпыняли по углам,
И направлял рукой умелой, его я двигал, как корабль.
Он плыл по морю, словно утка, качаясь сильно на волнах,
И лишь когда была свободная минутка, он развлекался на санях.
Он запрягал хмельную тройку и разъезжал по улицам Невы,
Потом стоял у барной стойки и смотрел на разведённые мосты.
Учёба трудно ему давалась, но лишь одну науку превозмог —
Она легко ему давалась — и женщинам крутил он нос.
Он сыпал тысячу им комплиментов и на французском говорил: «Мадам»,
И потом без всяких сантиментов он лез под платье,
и часто получал он по мордам.
Но жизнь юного повесы перевернулась в один миг,
И он влюбился в королеву, и боль страдания постиг.
Он бредил только королевой и по ночам вставал, курил,
Он даже плакал о принцессе, и он от этого тужил.
Искал он встречи с королевой, чтоб признаться ей в любви,
Без любимой королевы жизнь погасла и огни.
Так время шло, глаза страдали, не видя милую любовь,
Они всегда её искали, при воспоминании бурлила кровь.
Но вот зима опять, повеса наш совсем поник.
И приглашение на бал его застало. От счастья он пустился в крик.
Он танцевал, скакал и прыгал, готов был взлететь под облака.
Вдобавок он ещё услышал, что будет там его звезда.
И он готовился к этой встрече, купил себе хороший он костюм,
Он приготовил даже речи, что ей он будет говорить.
И он не мог дождаться бала, всё время смотрел он на часы,
От торопливого карнавала он подгонял свои деньки.
И вот он — бал, и свечи греют, и всё играет и горит,
И дамы здесь брильянтом светят, что у повесы глаз блестит.
И шлейф от запаха душистый: бежал от женщин аромат,
И он был настолько нежный, что им завидовал сам Сократ.
И вот повеса в этом бале искал любимую звезду.
На этом бале-маскараде ему я в этом помогу.
Но время шло, её всё нету, он всё не мог её найти,
И вот увидел он карету, что был готов с ума сойти.
Он был готов сорваться с места, как пёс к хозяйке, к милой, к ней,
Но зная своё место, он лишь последовал за ней.
Её платье так сверкало, и мягкий бархат грудь ласкал,
И брошь брильянтами играла, а наш повеса её глазами пожирал.
И вот объявляют тут мазурку, и дамы спешат заполучить венец,
А наш повеса курит трубку, не зная, какой у бала будет тут конец.
Его звезда, сверкая брошью, подошла к нему сама,
Его звезда, играя брошью, тянется к нему рука:
«Я приглашаю вас на танец. Я знаю, вы любите меня давно.
И если б я могла быть с вами… Но нам быть вместе судьбою не дано.
Давайте только наслаждаться жизнью, танцем и вином.
Давайте друг другом любоваться за праздничным круглым здесь столом».
И наш повеса отвечает: «Давайте хоть встречаться иногда».
И даже он не замечает, как у него бежит слеза.
«Я вас люблю так пылко, жарко! Не остудите к вам мою любовь.
И поцелуя этого так мало. Во мне бурлит молодая кровь.
Я вас хочу обнять своей любовью и пылко, жарко целовать.
Я вас хочу своей любовью, и всё, что есть, лишь только вам отдать».
Вот танец кончился. Они стояли. Они не знали, как друг от друга отойти,
И только руки оставались, они держали платье мишуры.
Она резко повернулась, слеза стекала по груди,
И кавалерам улыбнулась. И унеслись его мечты.
А наш повеса тихо плакал, слезою трубку он гасил.
И плакать я его заставил, но огонь в нём не гасил.
Да хранит тебя Господь, в колокол звоня.
Пусть любовь Его к тебе сохранит тебя.
Пусть Господь, звоня в твои колокола,
И пусть не торопятся идти твои зрелые года.
Ты молись Христу и Богу,
За весь народ наш помолись,
И ты увидишь, как природа
Тебе подарит нежные цветы.
И только Бог тебя одарит
Своей нежностью, любя.
И только Бог тебе подарит
С плащаницы свет огня.
Года идут, а мы стареем, седеют на висках виски.
И мы нисколько не молодеем, а только лишь считаем мы деньки.
Считаем дни, считаем годы, а сколько нам осталось жить?
И в нашей жизни одни пороги, а не взлётный тот трамплин.
И мне приходится крутить колёса по жизни этой вековой.
Кручу колёса по асфальту, бегу по булыжной мостовой,
И мне б хотелось по асфальту бежать ногами, босиком,
А не крутить свои колеса своею собственной рукой.
Вот я уже старею, стареет и лошадь тут моя,
Но только вот она нисколько не седеет.
Седеет только моя лишь голова.
Мою коляску можно поменять на новую коляску,
И можно даже колёса починить.
Но кто заменит мне здоровье, если уже нечего лечить?
Но я кручу свои колёса, кручу я их назло судьбе,
И мне не нужно даже троса, я прилечу к своей мечте.
Ты знаешь, я тебя очень люблю
И без тебя, как без воздуха, жить не могу.
И хочу к тебе прибежать,
Руками, сердцем, слезами обнять.
Целовать тебя в губы твои,
И в тебе утонуть, и в сладкой любви.
И хочу заблудиться в смолянистых в твоих волосах,
Косы тебе заплетать и заглядывать прямо в глаза.
И прижаться губами к грудям к твоим,
И ласкать, и обнимать, и даже любить.
Гладить нежностью мягкий твой живот.
Пусть внутрь в тебя вползёт маленький мой крот.
Ты его услышишь, как он в тебя вползёт,
И от этого ты сразу, ты запоёшь
Переливами вздыханья, крика и огня.
И мне прошепчешь: «Я люблю тебя».
Снег покрыл поля, леса и горы,
Всё на свете он покрыл.
Подарю я Заре розы,
И скажу я: «Нефть добыл».
Ночью только звёзды блещут, и роняют свет они.
И на грустные поляны опускаются цветы.
Погрущу и я немножко, звёзды будут всё ронять мне свет,
И увижу я в окошко, как луна несёт свой крест.
Ночью звёзды освещают и могилы, и цветы,
Звёзды даже знают, где скрываются мечты.
Попрошу у звёзд родимых: пусть подарят мне мечту,
И когда мне её подарят, я с тобою поделюсь.
Я хочу, чтобы ты не скучала
И не страдала по мне,
А хочу, чтоб ты только стонала,
Когда окажусь я в тебе!
Снежинка на снежинку ложится, крупными хлопьями ложась.
Белым ковром стелется, а мне бы в снег бы упасть.
Вспомнить своё детство золотое, как катался на санках с горки вниз,
Вспомнить своё детство простое — на Новый год получил я приз.
Дед Мороз раздавал нам подарки, вокруг ёлки кружил хоровод,
Потом садился на санки, а на улице трескучий мороз.
Мороз меня тогда окутал, и я залез на печь.
Котёнок клубок распутал, потом давай мышь стеречь.
Бегали мы по снегу, играли в детстве в снежки,
Бабу снежную лепили, потом играли в пайки.
Детство, детство, безвозвратное детство, детство ушло от меня.
Как мне хочется, чтоб далёкое детство вернулось,
И от матери получить мне ремня.
Звёзды рассыпались ночью. Трава подо мной шелестит.
Надо мною склонилась берёза. И месяц в небе блестит.
Берёза меня одурманила запахом нежных волос,
Глаза мои затуманило от рыжих песчаных колос.
Склонюсь и я потом над берёзой, упаду с ней в небесную падь,
И захочется мне с этой берёзой все звёзды на небе собрать.
Утонем мы с нею вместе в красочных красках зари.
Как хорошо жить на свете, когда поют соловьи.
Приятно Другу посвятить
Нежную строчку всего.
Пусть над ним его звезда горит
И больше ничего.
Серебрится серебро, серебром горя,
Всё кругом белым-бело, словно в небесах.
Снег лежит кругом по кругу, он одел и лес, округу,
Всю землю он покрыл, даже речку — и ту накрыл.
Льдом сковал её мороз, даже лёд к реке прирос.
И стоит теперь река, ждёт, когда придёт весна.
А заяц шубу поменял, у зимы он отобрал.
И теперь белым бегает по снегу, поменяет шубу к лету.
А мороз всё крепчает и для себя всё примечает:
«Кто успел одеться в шубу, застужу того я в стужу».
Все успели одеться в шубу, и метель идёт по кругу.
Снегом всё запрошило, и сорока ворожила,
Скоро ли зиме конец и когда придёт весны венец?
Клубится дорога серой пылью, ноги избиты мои.
Кровь просочилась у меня между пальцев,
и на дороге лежат её лишь следы.
Изодрано тело, одежда в лохмотьях, котомка висит у меня на плече.
Пылью покрылось изодранное тело, огонь лишь горит на моей только свече.
В храме стою, молюся я Богу, молюсь о своей я судьбе.
Молюсь о счастье народа, чтоб Господь даровал счастье тебе.
Свечи горят, горят, Аллилуйя. Воск течёт по свечам.
Кровь я отдам свою золотую, чтоб вам только жилось, господа.
По дороге скучной, пыльной тройка борзая бежит.
Колокольчик однозвучно, утомительно гремит.
Спой, ямщик, мне, как бывало, как когда-то ты был молодой,
Как душа твоя стонала, в небе светит месяц золотой.
Спой про жизнь свою худую, как любил ты много лет,
Как девицу молодую увозили на коне.
Спой про горькие ты слёзы о девице молодой,
Спой про то, как та девица удавилась собственной косой.
Пусть слеза твоя струится под колокольный перезвон,
Пусть она даже матерится, но под душевный только стон.
Запрягу я тройку и поеду к ней,
Запрягу буланых, вороных коней.
Полечу я к милой, ветер вороша,
И поскачет к милой вся моя душа.
Песню запевают, гитара всё звенит,
И под звон гитары соловей свистит.
Пой гитара громче о моей любви.
Я к своей к любимой готов даже приползти.
И обнять руками красный её сапог,
Целовать губами острый её носок,
И прижаться нежно к нежным её рукам,
И упасть так близко к красным сапогам.
И поверьте мне, честно, без неё не жить,
Без нее мне даже минуты не прожить.
Колосится рожь, пшеница, над рекой летит зарница.
Грохот громкого коня, громоводного скакуна.
Над рекой повисли тучи, рыба плещется вся в куче.
Скоро, вот-вот дождь пойдёт, и река волной плестнёт.
Гром раската молодой грохнул молнией своей
И ударил прямо в реку. Прокричал я: «Ку-ка-ре-ку!»
Дождь пошёл, повисли струны, и сказал я: «Фу-ты ну-ты».
Не пойду я под дождём, лучше мы с дождём споём.
Гром гремит на барабане, сам Господь играет на органе.
Эта музыка слышна. Убирайся, сатана!
Дождь прошёл, затихли струны, и идут ещё минуты.
Колокольный перезвон. Ты прости меня, Господь,
Что заставил я играть на органе, а потом на фортепьяне,
Но твою музыку слушали все, даже Иуда играл на трубе.
Облака развернулись, гром прокатился по нашей земле.
Господь милосердный вышел ко мне под звук барабана еще при луне.
Спасибо, грешник, за те минуты.
И для меня натянул ты струны,
И заставил меня играть, и удовольствие получать.
И играть мне для народа — это счастье, и даже большое.
Ветер качает берёзу. Песня плывёт над рекой.
Тополь стоит одинокий, покрылся седой сединой.
Берёза песню заводит, ветер качает листву.
Вдаль её песня уносит. Тополь роняет слезу.
Пела она об Отчизне, про Родину, где снег зимой летит.
Пела она о сыне, что в могиле где-то лежит.
Увезли её оттуда ранней весной,
Увезли её оттуда, когда была молодой.
Жизнь протекает с ветром и носит, качает тебя.
Ветер листок уносит, а у меня набегает слеза.
Дождь идёт, стучит по асфальту, нежно сбивая росу.
На окошке цветочном стоит корзина фиалок,
тебе её сейчас подарю.
Пусть фиалки тебя окружают и дарят тебе свою наготу.
Но только одно я знаю, что я без тебя не могу.
Для тебя хочу быть золотым я закатом
И дождём среди жаркого дня.
Для тебя хочу быть густым я туманом,
Чтобы ты не смог уплыть от меня.
Для тебя хочу быть спасательной шлюпкой,
Чтобы в море не смог утонуть.
Для тебя хочу быть даже горькой водкой,
Чтобы ты без меня не смог даже воздух глотнуть.
Ты поверь, я хочу быть только рядом,
Мотыльком порхать возле тебя,
И за синим туманом ночью быть лучом от фонаря.
Для тебя хочу быть нежным ветром,
Остужать твой горячий пыл,
Но не быть только пеплом,
Чтобы ветер его взял и размыл.
Я хочу быть твоей женщиной вечно,
Чтобы ты мог погружаться в меня.
И хочу, чтобы ты был мой навечно,
Но всё если только любя.
Рожь стоит, колосится, просо, гречиха растёт.
В ней мне пришлось родиться. В речке вода течёт.
Поля меня окружают, лес, берёзы кругом.
Птицы мне напевают, соловей поёт над ручьём.
Ягоды прорастают, хотят меня угостить.
Медведь меня навещает, хочет мёда мне принести.
Лес, озёра и речки, как это всё я безмерно люблю!
Без родины своей, России, просто я жить не могу!
Тройка едет, тройка скачет, пыль летит из-под копыт.
Ночь тоску мне нагоняет, в поле рожь ещё стоит.
По ухабам колесится тройка борзая моя.
И сверчок, на пне сверкая, золотится, свет даря.
И услышал в поле песню задушевную свою.
И поехал я на песню задушевную мою.
Там костёр горел огнями, искры падали с костра,
Там девица молодая пела песню про себя.
Подхватил её я песню, под гитарный перезвон
Затянул свою я песню, и ударил колокола звон.
Пой, струна, и рожь высока, пой же, горькая слеза.
Пой же ты, моя осока, и звени моя струна.
В поле берёзка качалась, листвою тихо шурша.
Мышь под ней копошилась, соломой всё вороша.
Плачет девица у стога, журавль летит в облаках.
«Скажи мне, родная берёза, как жить? Ведь я теперь на сносях.
Любил, целовал меня, нежил. Говорил: “Будь ты моей”.
А потом взял и уехал на родную сторонку,
к любимой, к своей женщине, к ней».
Плачет горькая ива, плачет берёза над ней.
Девица себя умертвила, повесилась на берёзе, на ней.
Снег кружится над землёю, вихри снежные поют.
А я как зверь сейчас завою, и часы мои бегут.
Нет ни женщины любимой, нет горящего огня,
Нет той женщины любимой, чтоб сказала: «Я хочу тебя».
Только лишь одна коляска, она всё время подо мной.
И бежит навстречу такса и говорит мне: «Здравствуй, дорогой».
Много стихов о детях слагают, и много стихов о них говорят.
Много стихов им посвящают, и много стихов о них голосят.
Мы любим детей безмерно и счастливо,
Мы любим их на руки брать.
Когда они плачут, любовью их укрываем,
И готовы за них свою жизнь мы отдать.
Как только они заболели, мы тут же трясемся за них,
И чтоб только они не хворали, мы слёзы прячем в тайник.
Пусть не видят они наших страданий,
Пусть не видят они слёз в тишине,
Пусть не видят они наших громких рыданий,
Когда слёзы закипают в котле.
Мы порой себя заставляем улыбаться,
Когда кошки скребут по стеклу,
И приходится сквозь слёзы смеяться,
Когда тебя спрашивают: «Мама, я сегодня умру?»
Наша любовь беспредельна, ей нет ни конца, ни границ.
И наша любовь — она вечна, написал на блокноте страниц.
Музыка льётся над лагерем, трубы печные дымят,
Запах горелого мяса, и трупы живые горят.
Очередь в топку создали, спешат быстрей попасть в рай,
Чтоб на земле не искали, и чтоб дали посмертный мандат.
Трупы лежат, головёшки, пепел лежит на полях.
Яд смертоносный у пчёлки, несётся в мохнатых руках.
Яд пропитан смертью, который лежит на полях.
Трупы лежат, головёшки увозят на чёрных санях.
Подымается трава зеленая на ядовитых, смертоносных полях,
И птицы, над ними пролетая, будут они все в слезах.
Выйдет и лось на поле и не сможет слезу удержать.
Здесь хоронили на поле тех, кто не хотел умирать.
Шли годы. Зима поседела от слёз.
Она так и не узнала
Запах душистых мимоз.
Завтра проснётся планета, звёзды погаснут в ночи.
Люблю я весёлое лето, когда берёза на сене лежит.
Утром петух встрепенётся, на жердочке тихо сидя,
Солнце ему улыбнётся, сквозь деревья на него всё глядя.
Солнце моё золотое, как мне не хватает тебя!
Возьму я кусочек солнца и спрячу его до утра.
Как прекрасно проснуться летом, когда сено лежит под ногой,
И когда в стройной берёзе утопаешь ты с головой.
И когда соловей над тобой кружится, песню свою неся,
И когда берёза с тобой ложится и говорит: «Я сегодня твоя».
Лето тебя одурманивает запахом пышных волос,
А также тебя одурманивает запахом рыжих колос.
Сено тебя завораживает и хочет забрать твою грусть.
И от запаха пышного сена захочется с любимой уснуть.
Заря наслаждается утром, росой на зелёной траве.
Приятно проснуться утром, когда видишь берёзу во сне.
Смерть сжимает горло, пальцы, из раны кровь давно бежит.
Моё тело коченеет, и сердце тело холодит.
Кровь запекается на теле, над раной мухи всё жужжат,
Только лишь над мёртвым телом слеза падает опять.
Лежат кругом на поле боя трупы, обожжённые войной,
И не увидишь ты на поле боя, чтоб мать плакала чужой слезой.
Стоят руины, пули свищут, снаряд летит куда-то вбок.
Письмо от матери с любовью ищет пропавшего сына своего.
И письмецо идёт в конверте, написано оно жёсткою рукой,
Что вашего сына нет на свете, и не увидите его.
И опускаются тут руки, и слёз, рыданья, и надрыв,
И в мире нет такой вот муки, чтоб в сердце получить гранаты взрыв.
И слёзы падают навеки, и получаешь сердца тик.
И хуже нет на белом свете, когда узнаёшь, что твой сын погиб.
Я много раз в любви к вам признавался,
и много раз я плакал и рыдал.
И лишь себе я в этом сознавался, и я от этого страдал.
Я знаю, вы меня не любите, а только лишь жалеете меня.
И как только меня вы приголубите, вы тут же бежите от себя.
Для вас любовь — одна потеха, и любите смеяться вы над ней.
Для вас она только лишь утеха,
Вы с ней не сможете прожить и пару дней.
Когда-нибудь вы влюбитесь в кого-то,
И то же самое получите тогда,
И вы поймете, как это больно, когда ногою жмут на сердце
И давят как на тормоза.
школьном саду листва засыпает. Осень прошлась с холодным зонтом.
Осень в саду листвой посыпает и поливает ее моросистым дождём.
Школьные годы бегут безвозвратно, и хочется мне с той листвой убежать.
Но мне не вернуться в те годы обратно, и я остаюсь под дождём всё стоять.
Осень листвой в саду посыпает. По саду прошлась с мокрым дождём.
Осень тоску, грусть нагоняет, и дождь серебрится сплошным серебром.
По саду гуляет одиноко собака. Грусть и тоска съедает её.
Жила она когда-то в доме богатом, все её любили, ласкали её.
Но время прошло, всё изменилось. Старый хозяин давно околел.
В доме в том всё переменилось, и у собаки от тоски язык онемел.
Новый хозяин выпнул собаку — нечего здесь зазря кости есть.
И сам потом пошёл на террасу, трубку достал и давай на землю смотреть.
Дождь идёт, листву подгоняет, собака бежит по кустам.
Кто-то домой кота зазывает, куры — и те сидят по домам.
Кто же домой загонит собаку, кто же к себе в дом её пригласит?
Кто же ей даст уюта и ласки? На плите только чайник свистит.
Не выдержал я сердцем горячим, добротой и лаской своей,
Взял к себе ту седую собаку и живу теперь вместе с ней.
Я хочу раздвинуть твои стройные ноги
И хочу ласкать твою нежную грудь.
И пусть не мучают тебя тревоги,
Я тебе дам сегодня уснуть.
Кони едут, кони скачут, пыль летит из-под копыт.
Колокольцы золотые всё звонят, а ты грустишь.
Что же ты грустишь, девица? К тебе едет парень удалой.
У него ты будешь, словно птица — будешь в клетке в золотой.
Будешь ты ходить как пава, с ярким шёлком на плече,
Будет жизнь твоя — отрава, и вариться, как в котле.
Будешь с яркими вещами выходить на белый свет
И ночными вечерами вспоминать, как ходила на балет.
Поздним вечером ты вспомнишь со своею ты тоской,
Поздним вечером ты вспомнишь, как была ты молодой.
Загрустишь о днях бывалых, запоёшь с тоской в душе,
И слеза польётся с глаза, как у коровы в декабре.
Поседеют твои годы, будешь внуков ты качать,
И заплатки на штанишках будешь внукам ты латать.
Жизнь твоя пройдёт в невзгодах, с нелюбим будет белый свет.
Так устроена природа, и уйдёшь на тот ты свет.
В день весны, прекрасный праздник,
В день весны сказать хочу:
В мире нет тебя прекрасней,
И об этом я кричу.
Снег засыпает берёзы, а также их чистоту.
Снег засыпает душистые розы, а также их наготу
Снег засыпает равнины, леса, поля, берега,
Снег засыпает долины. Спит под снегом земля.
Землю разбудит солнце нежным своим лучом,
Землю пригреет солнце, вылезет ландыш лесной.
Всё в лесу благоухает, гомон, щебетанье птиц.
Ландыш любовь выпускает из клетки, для синиц.
Я взглядом тебя раздеваю, хочу раздеть догола.
Но только одно я знаю: если даже раздену,
Ты бы мне всё равно не дала.
Тебя раздевать я не буду, я просто выпью водки стакан,
И тебя я просто забуду, как тот осенний туман.
Стучит капель, стучит апрель, а вас так до сих пор и нет.
И жду я вас уже с зимы, и вы всё так же холодны.
Для вас меня увидеть — мороз по коже ходит.
Ко мне ямщик в комнату заходит
И говорит выпившим вином: «Вас барыня ждёт прямо за окном».
И я сорвался прямо к вам и на ходу одел пиджак,
Одел себе калоши, и выбежал я в ложе.
И к вашим я ногам припал, глазами вас я всю обнял,
И я руками вас тут же целовал.
Ваш взгляд ничуть не изменился, и я этому ничуть не удивился.
Сидели вы в карете, на мягком табурете, играли вы шелками
И красными туфлями.
И вы мне сказали, чтоб к вам больше не ходил
И друзей не приводил,
И от меня устали. И руку мне подали.
И я стоял, текли тут слёзы, и на земле валялись розы.
С собой тогда я прихватил, их вам я тут же подарил.
Карета тихо уезжала, а у меня слеза в глазах стояла.
Хочу за ней я побежать, слеза кричит: «А ну стоять!
Не нужен ты ей никакой». И волос падает седой.
Я шёл дорогой безвозвратной.
И снег, и дождь — мне всё в лицо.
И не пойти уже обратно.
Несётся жизни колесо.
Несётся время золотое, уже морщины на глазах,
И волосы седые уже седеют в волосах.
Пройдёт ещё немного время,
И понесут меня на постоялый двор.
Не остановить нам это бремя.
И будет петь мне церковный хор.
Я хочу отдать тебе своё сердце,
А также и душу тебе.
Чтоб любила меня крепче
И всегда носила в себе.
Дымка стелется по небу, по земле плывёт туман.
И вздымает руки к небу мальчик маленький Роман.
Он взымает, просит Бога: «Ты, Господь, мне помоги.
У реки лежит колода, мою маму излечи.
Вся она покрылась пылью, стало серое лицо,
Стали ноги чёрной гнилью, и кружится колесо.
Руки стали словно плети, не поднять ей головы,
И глаза как будто в клетке, как у заплаканной совы.
Помоги ты ей немного ноги, раны излечить.
И не будь ты к ней так строг. Ты, Господь, ей помоги!»
Но не слышит его небо, и не слышит его Бог.
И туман роняет слёзы, и роняет сам Господь.
Всё оплакивает могилу мальчик маленький Роман.
Напишу тогда картину и поставлю на диван.
Внуки мои ещё молодые, они под стол ходят пешком.
А волосы мои стали седыми, и смотрят на внуков одним лишь глазком.
Слеза пробегает быстро, детство вспоминая своё.
Внуки мне тащат корыто: «Деда, умой своё ты лицо».
Слёзы бегут безвозвратно. Не вернуть и детство моё.
Не повернуть и годы обратно, детство моё далеко.
Дай мне рубль, рубль золотой.
Тебе я погадаю, парень молодой.
Будешь ты женатый на женщине худой.
Будешь ты молиться над её судьбой.
Будешь ты купаться ты в её любви,
И поедешь ты на море, с собою не бери.
Море её заглотит, как морской корабль,
И потом тебе придётся слёзы горькие пускать.
Будешь ты по берегу ты один ходить,
И её любовь будешь ты носить.
Поседеют годы, поседеешь ты,
Так и будешь по жизни ты ходить один.
Но мальчишка не поверил цыганке молодой,
И не дал цыганке рубль золотой.
Вот весна настала, мальчишка наш влюблён,
И свою невесту на море он везёт.
Разыгралось море чёрною водой,
И кораблик проглотило с невестой молодой.
Ходит тот мальчишка по берегу пустой,
Больше не увидит невесту никакой.
Я наклоняю голову, лезу тебе в трусы.
На лобке шевелятся твои пышные усы.
Запущу я руку в мохнатый чемодан,
И получу я сразу, сразу по мордам.
А усы шевелятся, щекочут мою грудь.
Как же мне, любимая, мне с тобой уснуть?
Как же мне, любимая, потрогать чемодан,
Чтобы ты сказала: «Тебе, любимый, дам».
Утро наступает, и рассвет встаёт,
А моя любимая так и не даёт.
Что пожелать лучшему другу на праздник весны?
Пусть дают микрофон всегда в руку, и смотрела прекрасные сны.
Чтобы дети тебя крепко любили, и чтобы ты не знала слезу,
И чтобы люди тебя не забыли. И в этом я тебе помогу.
Моё сердце тикает, стучит
И с любовью говорит:
«Я люблю тебя, родная,
И ключи отдам от рая».
Я гляжу на Звезду, в ней звёзды сияют.
Я гляжу на Звезду, в ней глаза твои только сверкают.
Эти звёздочки блекнут перед блеском твоих глаз,
И пусть глаза твои сияют, как лучезарный алмаз.
Я гляжу на Звезду, а слёзы мои плачут,
И слезами несу свою боль и удачу.
Одиночество шепчет: «Не плачь, милый друг.
Приедет к тебе Зара и бросит спасательный круг».