Рубрика: Откровения (2016)

Я хочу рассказать о жизни в коляске
И хочу рассказать вам о любви,
И хочу помечтать вместе с вами в коляске,
И любить вас хочу, от зари до зари.
Не смотрите на то, что я в коляске,
Я полон энергии и полон сил,
И люблю я летать даже в коляске,
Когда рядом находитесь вы.
Для меня коляска, она не преграда,
Для меня важнее, чтобы сердце умело любить.
И когда вы находитесь рядом — это награда.
Значит я продолжаю жить!
Улетим мы с вами вместе на коляске моей заводной,
И летать мы будем вместе над нашей великой мечтой.

Как ненавижу я инвалидов, так и хочется их палкой прибить.
По вагонам ходят с молитвой, и давай милостыню просить.
Отношенье мы ждём у здоровых и порядочных людей,
И когда инвалид на коляске, кидают ему пару монет.
Вот таких инвалидов убил бы, и не дрогнула даже рука.
Отношенье к тебе такое, что сидишь ты с шапкой в руках.
У людей не прошу милостыню, я готов им сам подать
И монету, одну-другую, заработанную мною, отдать.

На тебя гляжу я с крыши, не гляжу я свысока.
Надо мной смеются мыши, и берёт меня тоска:
Не могу к тебе прижаться и губами целовать,
И боюсь тебе признаться, что люблю лишь я тебя.
Фото комкаю в конверте, не могу тебя забыть,
И хочу сказать: поверьте, мне тебя не разлюбить.

Засыпало снегом, словно серебром,
И нашёл под снегом хрустальное ведро.
Золото, брильянты не нашёл я в нём,
А нашёл я в нём чистую любовь.
Вся она звенела, звоном серебра
Даже вся кипела, всё меня ждала,
Обнимала жарко, даже лёд трещал.
Сердце замирало от любви огня.

Облако пыли летит мне в глаза,
Невольно из глаза поплыла слеза.
Роса прослезилась вечерней зарёй.
На родину еду, еду домой.

В Афгане носило меня столько лет,
За доблесть, за мужество дали мне пистолет.
После чего в Чечне побывал,
Проклятый край, там воевал,

Видел я трупы наших солдат,
От жалости к трупам плакал сам автомат.
Все изувечены страшной войной,
От трупного запаха упал часовой.

Вороны над трупами как мухи кружились,
Но к трупам они подлететь не решились.
Страшное зрелище было тогда,
Танк хоронил всех, господа.

Седины на моей голове не сосчитать,
По ночам давай плакать, кричать,
Во сне вижу всех тех ребят.
Из памяти моей их никак не прогнать.

Люблю задорный детский смех,
Когда живот трясётся, и я бросаюсь на постель,
И подо мной постель смеётся.
Я ржу без умолку, без остановки,
Смеются даже зубы,
От смеха моего сводит даже скулы,
И слёзы набегая смеются надо мной,
И вот уже рыдая смеются они со мной.
Плакали, смеялись слёзы и кровать,
Ну до того устали, что послал их в мать.

Лиса бежала по обрыву, слёзы у ней текли ручьём —
Её лисят сожрали крысы, удар был сильным для неё.
В тот день ушла на охоту, добыть добычу для лисят,
Капкан поймал её ногу, об этом птицы говорят.
Она стонала, кувыркалась, хотела сбросить тот капкан
И с ним она рассталась, она перегрызла медный кран.
Тот кран был её лапой, кровь сочилась по земле,
Домой пришла с такою раной,
Лисят не было видно тут нигде.
Она звала, она кричала, звала их всех по именам.
Но тишина, она молчала, молчал и лес, и я молчал.
Мне трудно было рассказать, как они пищали,
И слёзы только я глотал, когда их крысы жрали.
Листва шумела, птицы щебетали.
И лисе об этом птицы рассказали.

Щебетанье птиц у леса на пригорке,
Ржанье лошадей, и мякоть хлебной корки,
Солнце просыпается, освещает лес,
Утро пробуждается, и стоит там треск.
Птицы голосистые радуются весне,
В гнёздышке в своём делают уют,
Поправляют ветки, пёрышки свои.
Куры тут наседки делают горшки.
Радуется лошадь радостной весне —
Поваляться можно будет на мягонькой траве.
Песни распевает милый соловей,
В гости приглашает всех своих друзей,
Чтоб отметить праздник радостной весны,
Чтоб в саду вам снились радостные сны.

Мы долго шлялись по болоту,
Качалась тина под водой,
И топь сосала наши ноги,
И уходили с головой.
Не все добрались мы до места,
Но мост взлетел под облака,
И мать старушка месит тесто,
Месить его устала уже рука.
Но хлеб из печки знатный выйдет,
Такого хлеба вам не есть.
Лишь только он когда остынет,
Я приглашаю вас его отъесть.

Лагеря, лагеря разбросаны повсюду,
И колючая проволока вьётся по кругу,
И стоят автоматы на вышках везде,
И птенцы вылупляются только в гнезде.
Дети растут, они незаметно
Вылетают из гнёзд, когда становится тесно.
Оперившись, летят в никуда,
Не зная, что на пороге ждёт их беда,
Подводные камни, водовороты,
И жизнь сладкая тебя только влечёт.
И будешь ты бредить о жизни алмазной,
Которая, как речка, лишь только течёт.
Так годы летят, а ты за решёткой,
И шаги часового — плата за сладкую жизнь.
Ты за сладкую жизнь поплатился свободой.
И когда выйдешь на волю, начни новую жизнь.

Годы мои пролетели, ушли в неприглядную даль,
Волосы мои поседели, и сердцем мне очень жаль,
Жаль, не вернуть мне то время
И те золотые деньки.
И кружатся на карусели мои детские сны.

Срываются с неба звёзды,
Летят в непроглядную даль,
В саду распускаются алые розы,
Не зная, что в жизни ждёт их печаль.
Любить обещал их юный подснежник
И говорил: «Как только взойду,
Буду я вашим, по жизни я пленник
И сердцем своим, непременно приду».
Весна наступила, раскрылись розы,
Подснежник из-под снега взошёл.
В небе сверкают чёрные грозы,
Подснежник, гад, взял и к ландышу ушёл.

В мою землю берёзку посадите.
Пусть надо мною листвою шелестит.
И когдак ней подойдёте,
Она обо мне с вами заговорит,
Она расскажет, как мне там живётся,
Чтоя на небесах песни всем пою
И моя любовь над вами только вьётся,
И над вами только я кружу.
Что заслоняю вас от всякой непогоды
И что стараюсь от всего вас оградить.
И чтоб не приставали к вам уроды,
Готов им в спину нож свой засадить.
Еще берёзка вам расскажет,
Что я у Господа за вас всегда прошу.
И пусть Господь меня накажет.
Но вам всегда я помогу
И прилетать к вам буду только ночью,
Когда безмятежно спите вы.
Порву ваш сон, и только в клочья,
Чтоб вас спросить, любили меня ли вы.

Фонари, фонари, упала звезда.
Ты меня позови, не люблю я тебя,
Я ушла от тебя, с неба лила вода,
И из глаз твоих упала слеза.
Слёзы сыпались, словно град,
И стучали об землю, будто шли на парад.
Но слезам я не внемлю.
Моё сердце от слёз не горит,
Моё сердце теперь уже не звонит.
Если нету любви, ты её не найдёшь.
Если нету любви, ты её не пришьёшь.

Я знаю, вы любите розы, а я люблю на них ссать,
И только в дождливые грозы на них хочу я посрать.
Струя обмывает стебель, засохший бутон расцветёт,
И я нахожусь в колыбели, мой член к бутону прирос.
От члена бутон расцветает, вздыхает, кричит по ночам,
И сердце бутона страдает, молитву читает имам.
Гроза проносится быстро, и шквалистый ветер розу унёс,
И после грозы становится чисто, и член мой стоит, как утёс.

Шила девица рукавицы,
Ткань льняная ползёт по ковру.
У девицы густые ресницы,
И дверь её спаленки я отопру.
Длинные волосы, рыжая прядь,
За окном мальчишка будет долго её ждать.
Не дам ту девицу я никому,
Сам к ней сегодня ночью приду.
Будем мы вместе с ней расшивать,
Будем вместе с ней вышивать,
Пяльцы она будет держать,
Ну а я иголкой любовь вышивать.
Будут вздохи, будут вздыханья,
И застонет она, закричит, и не будет даже рыданья,
Только гитара ночью звучит.
Моё сердце от этого только клокочет
И сильней оно только стучит.
И она меня только заводит, и стон её только летит.
Утром погаснут звёзды, заря разгорится в окне,
Подарю ей ветку мимозы,
и скажу: «Вечером приду я к тебе».

Я хочу, чтоб меня отпели не в больнице Святого Петра,
И хочу, чтобы птицы запели, когда буду стоять у Христа.
Я хочу, чтоб меня отпевали и у надгробья стоял хоровод,
И чтоб песни надо мной издавали раздирающий крика вопль,
Чтоб в часовне Ксения молилась за грехи, которые я натворил,
И чтоб любовь её ко мне золотилась
и Господь меня за всё только простил.

Стая летит, я её провожаю, слёзы текут по щекам.
Жаль от того, что я не летаю, что не смогу взлететь к небесам.
Стая курлычет, машет крылами, тянет, зовёт, меня вдаль.
Я им в ответ машу лишь руками, и ветер уносит мою лишь печаль.

Любила девочка тюльпаны,
Клала цветы всегда в карманы,
Мечтала о большой звезде
И песни петь, стоя на кровати,
Стихи читать, стоя на диване.
И танцевала вальс Бостон,
Упала прямо на картон
И при паденье зашибла ногу.
И дед её забил тревогу:
Надо смазать йодом, приложить мочой,
И при всём при этом чай поставить заварной!
И лечили Зару, день и ночь, с утра.
Паутинка соткана из тонкого шёлка.
Подарю я Заре тонкий тот платок,
Чтобы кровь играла и жила любовь.

Я лежу, загораю в постели.
Луч лампочки бьёт прямо в глаз.
А за окном морозы, метели, и приказчик пишет приказ.
А я лежу загораю, кожа слазит уже с рук,
И загаром всё протираю,
И всегда становлюсь я в круг.
Пусть загара у меня будет больше,
Буду чёрной, как негр, —
Ведь у негров член всегда больше.
Мне б хотелось член извлечь бы из недр.
Мне б хотелось быть похожей на негритянку,
Чтоб негр со мной спал, с утра до зари,
И после секса спою ему «Смуглянку»,
И зажгутся вновь фонари.

Людей любимых матом кроют,
Людей любимых матом шлют,
И для себя они зароют тот ангельский язык.
Когда ты любишь, всё прекрасно, слова для любимой рекой текут,
И в небе солнце светит ясно, и за любовь слова умрут.
Но вот неясная погода, то дождь, то солнце, снег и град,
Её любовь умереть готова, а ты и этому и рад.
И той любовью, торжествуя, что захватил ты на коне.
И матом тут же не минуя,
её любовь ты посылаешь на грязный свой «конец».
Зачем же ты слова любимой так много-много говорил?
И для неё ты стал скотиной, когда её ты разлюбил.

Этот стих мною написан в тот день, когда я услышал,
как молодой человек обкладывал матом свою жену.

Выползла наружу грязная любовь,
И теперь, как в стужу, всё сочится кровь.
Чёрная измена, грязная кровать,
И кровать привыкла всем уж изменять.
Не доходят руки у неё теперь,
И одни лишь суки лезут нынче в дверь,
Ищут сладкой страсти, любовную постель.
В картах одни масти, на дворе апрель.

Мне не верится, что тебя я увижу,
Что прикоснусь к твоим я рукам,
И поверь, я тебя не обижу.
Стрелки полночь пробьют на часах.
Расставанье с тобою такая мука,
Что не хочется тебя отпускать
Расставанье — это разлука,
Что из сердца бежит сразу слеза.
Моё сердце только трепещет,
Моё сердце клокочет внадвзрыв,
Моё сердце любовью согреет,
В моём сердце любовь всё горит.
Но ты уезжаешь снова в полночь,
Стрелки часов отсчитывают счёт,
Луна освещает звёзды.
Как же длинна для меня эта ночь!

Утро настанет, погаснут все звёзды,
Погаснут на улице все фонари,
Снова мне ждать майские вёсны
И снова тебя ждать, от зари до зари.

Вышиваю крестиком по белу полотну,
Лето тёплым месяцем стучится по стеклу,
Месяц освещает голую луну,
К ней сейчас раздетым в дом её войду.
И застонут струны, глядя на меня,
Зазвучит гитара, как трель у соловья,
Обниму с любовью жёлтую луну
И горячим сердцем до неба подниму.
Пусть гитара плачет, пусть она поёт.
Пусть луна в постели меня тихо позовёт.

Любовь приходит и уходит,
А кушать хочется всегда.
Но ждать любовь она не сможет
И мчится в дальние края.
Она летит на крыльях ветра,
Летит к тому, кому нужна,
Кто ждёт её, как дар небесный,
Готов взлететь под облака.
Она придёт к тебе желанна
И спустится к тебе с небес,
И не нужна тебе будет каша манна,
И будешь всех любить, и даже лес.
Но коль она к тебе пришла желанна,
Корми, пои, лелей и нежь,
А то умчится безвозвратно,
И будешь ждать себе обед.

Я встретил звезду, красивую, стройную,
Я встретил мечту, ни на кого не похожую.
Она улыбалась, смеялась мне.
Как мало от жизни надо мне и тебе,
Чтоб кто-то тебе улыбнулся в ответ,
Чтоб кто-то сказал, тебя я люблю, и залился свет,
Чтоб звёзды сияли над счастьем твоим,
Чтоб не был карман твой слишком худым,
Чтоб было вино на столе иногда
И чтобы любимая всегда говорила тебе «да»,
Чтоб утром ранним пел соловей
И чтоб утром проснуться прямо на ней,
И чтоб тонус держался, тебя не подвёл,
И чтоб тонус твой грешный с ума её свёл.

Утонуло в речке бело серебро,
Плачет на крылечке чёрное сукно,
Красная рябина плачет у окна,
Не доена скотина, не кошена трава,
Умерла старушка дома-то сего.
Полная кадушка, нету никого,
В свинарне свиньи только верещат,
Петухи голодные кур давно долбят,
Загнивает тело, ползают жуки,
Мухи тут навозные съели полруки.
Задохнуться можно от запаха сего,
Что мне стало тошно, и больше ничего.
Съели мухи тело, съели и жуки,
Принялись за дело чёрные гробы.
Положили в гробик прядь седых волос
И поставят крестик прямо на мороз.

Я думала, мечтала, что буду я твоей,
И ноги я лизала грудью я своей,
Но кровь просочилась и льётся тут рекой,
И для тебя я стала такой совсем чужой.
Нет тебя рядом, постель холодна,
Как же мне быть, ты ушёл от меня.
Сердце клокочет, сердце ревёт,
Бедное сердце тебя лишь зовёт.
Я приду к тебе сразу, только ты позови,
И приму как награду руки любви.
Положу своё сердце рядом с твоим,
И сильнее забьётся сердечко
От твоей лишь руки.

Чистые улицы чисто метут,
Где-то мусор на свалку везут.
Бросил бумажку, она помертвела,
С листьями вмиг она улетела.
Бросил ты мусор, бросил в ведро,
Потом взял и бросил в окно.
Мусор тот сразу вмиг не сгорит,
Прежде в помойку нужно его положить.
Бумажки, окурки летят тут и там,
Скоро будем ползать по мусору, как по горам.
Не лучше ли мусор дома хранить,
Не лучше ли будет свой город любить?
Не гадить, окурки в него не бросать,
А там, где нагадил, за собою убрать.
В чистом городе каштаны будут цвести,
И в чистом городе будет больше любви.
Так давайте любить город Петра
И за собой убирать тогда, господа!

Господи, храни моих детей,
Не дай им в жизни рано умереть,
Не дай им боли, чтоб не смогли стерпеть,
И слёз, чтоб не смогли стереть.
Храни, Господь, от злой беды,
Чтоб вдоволь у них было еды,
И чтоб не глотали одни кости,
И чтоб рады всегда были им гости,
Чтоб внуки быстро просочились
И чтоб в школе хорошо учились.
Храни, Господь, от всех их бед,
Чтоб был здоров любимый ихний дед,
Чтоб не смогли сломать их слёзы
И чтоб для счастья им хватило прозы.

Закатилось солнце за ограду
Меж ветвей берёзовых осин,
Месяц тут выходит на террасу
И лягушки прыгают среди трясин.
Звёзды поливают лунным светом,
Соловьи спрятались в дупло,
Мыши ночью бегают, при этом
У меня в душе всегда светло.
Я хочу отдать любовь при этом
Лишь тебе, чтоб ты несла тепло.
И хочу тебя за это
Я осыпать белым серебром.

Люблю я русское поле,
Люблю под небом летать,
В нём столько любви, раздолья,
Что хочется тебя мне обнять,
Тебя целовать в стоге сена,
На ушко шептать, что люблю,
И ломоть чёрствого хлеба
С тобой я всегда разделю.
Не нужно другой мне награды,
Мне главное, чтоб ты рядом была,
Не нужно другой мне отрады.
Я хочу, чтоб ты меня позвала.

Решето зашили, утопив его,
И уже не скажет правду мне никто.
Я хожу и спрашиваю, где любимый сын?
Лишь ветер мне качает одинокий тын,
Спрашиваю воду, где любимый сын?
И волна качает сучковатый дрын
Спрашиваю землю, где родимый сын?
Тихо отвечает мне седой старик:
«Не найдёшь ты сына, не ищи его.
Пишется картина у гроба твоего,
Он стоит в запястье, в изголовье ног,
И стоит распятье там среди икон».
Не поверил деду и тихо говорю:
«Я сейчас уеду», а сам чего-то жду.
Тело поднимаю, не могу поднять его,
И тут я понимаю, что гляжу в окно,
Образа накрыты чёрным полотном.
И слышу звук машины, прямо за окном,
И выносят тело седого старика.
Жизнь оторопела от смерти ямщика.

Сын приехал натощак, его я угощу
И миску полную борща с лихвой ему налью,
Отрежу сало, хлеб, ложку дам ему,
К сильному плечу щекою я прижмусь.
Сядет он за стол, ложкой застучит,
На плите моей чайник засвистит.
Если вдруг добавку спросит, я налью ещё,
Но он, конечно, не попросит, мало ли чего.
Чай душистый приготовлю, с мятой заварю
И по чашкам разливаю, варенья положу.
Пусть сынок напьётся чаю, чаю моего.
Пусть любовь отцова всколыхнёт его.

Застилает мне душу сентябрь,
Скоро наступит месяц октябрь,
Белые мухи покроют асфальт,
Листья жёлтые в огонь полетят.
Всё покроется сплошным серебром,
И дорога будет стелиться белым ковром.
И по мягкому ковру я пойду,
Только счастья себе я не найду.
Улетело, ушло в никуда, и друзья говорят — ерунда.
Вот наступит декабрь
И Новый год придёт тогда, господа!

Выстрел грянул из ружья, пала дикая свинья,
Желудей она искала, и жекан себе достала.
Малыши визжат, пищат, разбудить отца хотят,
Но в лесу сплошные волки, рубят лес, летят иголки,
И стреляют в малышей, и кровь сочится из когтей.
Рвут зубами живое тело, которое остыть ещё не успело.
И когтями рвут живот, рассмеялся живоглот,
Будет что теперь поесть, будет что на рынок снесть.
На прилавке лежит мясо, не говядина и не барана,
А лежит мясо секача, не ушёл он от ножа.
Рядом трупы малышей, нет теперь у них костей
Разобрали по кусочкам, только кровь лежит на кочках.

Улицы давно опустели, в небе зажглись фонари,
Чувства давно потускнели, если решил, уходи.
Мучаешь себя и тревогу, когда сидишь на цепи.
Уходи в непогоду, слёзы смоют дожди.
Жизнь, она быстротечна, рана быстрей заживёт,
Время бежит бесконечно, со временем всё это пройдёт.
Боль утихнет с годами, зарубцуется как осиновый лист.
На календаре будешь ставить отметки большими крестами
И будешь срывать календарный лист.

Денег много не бывает, деньги счастье создают,
Деньги даже одевают и делают тебе уют,
Деньги кормят, согревают и дают тебе тепло,
Деньги даже помогают, в доме делается светло.
Но не надо забывать: деньги лишь бумажки,
Надо только понимать, что для тебя в жизни важно.
Для меня важен человек, а не его обёртка,
Для меня важен тот сосед, кто стоит по жизни стойко.
Пусть бумажки шелестят, радуются купюры,
Пусть они всегда звенят, учатся культуре.

Кольца, кольца, на ушах серёжки
И играют камни, на свету горя.
Я играю в карты, жду, когда шестёрки,
Жду к шестёркам бубнового туза.
И сверкают камни, манят меня светом,
Ихний блеск затмил мои глаза.
И хочется мне взять весь банк с Саметом.
У Самета катится слеза,
В напряженье вены, жилы все застыли,
От напряженья мышцы дёргаются мышцой,
Пот струится меж грудями, банк сорвать бы золотой.
Время тикает упорно, мы играем третий час.
Подаю я знак условный, что пора уже кончать.
Мы показываем карты, банк взрывается от карт,
И в руках у нас нет масти, виноват во всём АЗАРТ.

Искры прыгают с глазами,
У костра трещат сучки.
Что же было между нами?
И в костре горят одни стручки.
У костра трещат поленья,
И огонь, и еда, и это все
И сидишь ты на коленях,
Позабывши обо всём.
Мы с тобою разминулись,
В море тонут корабли.
Мы с тобой не заикнулись,
И погасли фонари.
Фонари зажгутся снова,
Наши чувства никогда.
Не зажгутся наши чувства,
И пусть горит моя звезда.

Я в рулеточку играю, в барабане восемь дыр,
И себя я заставляю сбегать быстро в магазин.
Но рулетка вещь такая, повезёт так повезёт.
Вышла мать уже седая, и глаза свои несёт,
В темноте нашарив очи и включая свет она,
И молчать уж нету мочи, плачут у неё глаза.
Что ж ты, милый заставляешь,
Плакать бедную родную МАТЬ
И с наганом заставляешь слёзы материны убрать?
Не просохнут мои слёзы от того, что тебя нет.
На окне увяли розы и играет пистолет.
Я держу в руках обойму, и руки мне не поднять,
И стреляю прямо в чайник, и ложусь я на кровать.
Не хочу, чтоб мать ревела и стонала по ночам,
Не хочу, чтоб мать седела и слеза делилась пополам.
Я обнял свою старушку, слёзы вытер и себе,
И выкинул я пушку, что и советую тебе!

Деньги просто так не даются, пот вытираешь рукой.
Деньги пóтом достаются, мозолистой машешь рукой.
Потратить копейку не трудно, попробуй её получить,
И время тратишь поминутно, чтоб её заполучить.
Копейке ты знаешь цену, не выбросишь её на говно,
И будешь беречь ты копейку, на это тебе право дано.

Смерть летала над полем, искала — кого бы сожрать.
Мать, убитая горем, слезой выбивала плач.
Над телом она склонилась, слёзы душили её,
Жизнь её опустошилась, нет больше сына её.

Метель мела, тропинки заметала,
Под песнь её девочка тихонько засыпала,
Рядом сидела старушка мать,
Тихо качала детскую кровать.
Тихо качая, слезу вытирала,
Тихо качая, она причитала:
«Доченька милая, расти поскорей,
Доченька милая, в жизни много людей
Хороших, плохих, от них не уйти,
Дай Бог, хорошего мужа тебе бы найти.
Будь осторожна в выборе друга,
Жизнь ведь такая, такая поскуда.
Дай Бог, чтоб попался тебе друг,
Чтоб обложил тебя заботой вокруг,
Чтоб слёзы тебя не старили,
Чтоб любить тебя только хотели,
Чтоб ласкали, дарили цветы,
Чтоб в жизни сбывались голубые мечты…»
Старушка качала, слеза всё стекала,
Метель подвывала, оставалась мечта.
Разбитое сердце, разбитая жизнь.
Осталось на сердце тонкая нить.

Белое платье лежит на полу,
Белая простынь смята в углу,
Белая женщина стоит у трюмо.
Жизнь твоя стала сплошное говно.
Нет той заботы, о которой мечтал,
Нет той любви, которую ждал,
Нету тепла, чтоб тебя грела,
Нет той жены, чтоб тебя хотела.
Всё время сидит и машет кистями,
Всё время сидит и крутит мозгами,
Красит ресницы, мажет виски,
Белые птицы, седеют виски.
Так и сидит, зеркала протирает,
Так и сидит, глазами стирает.
Нету тепла, нету любви,
Нету в доме добра, лишь одни пузыри.

Я заказываю такси и лечу в кино.
Почему же на такси я лечу в окно?

Русской шалью я маму согреваю,
Русскую шаль ей подарю.
Своим сердцем я маму согрею,
Своим сердцем я к маме прижмусь.
Для неё русскую печь растоплю,
Подарю маме мимозы и скажу, как её я люблю.
Не хочу, чтобы ты только старела,
Не хочу, чтобы смотрела в окно,
Не хочу, чтобы слезою глядела,
Когда домой иду из кино.
Я хочу, чтобы песни тебе пели
Соловьи, что сидят над окном,
Издавали свои нежные трели
И будили тебя за окном.
Я хочу, чтобы утро прохладное
Умывало тебя своею росой.
Я хочу, чтобы утро туманное
Напоило тебя ключевою водой.
Я хочу, чтобы ты не старела и слеза не падала вниз.
Я хочу, чтобы ты всегда молодела, —
Пусть это будет мой последний, мой детский каприз.

Вечер горел, костёр разгорался,
В небе заря тихо погасла,
Месяц влюблённый спустился с небес,
К милой в окошко, в окно он залез.
Месяц горит, разгорается ярче,
Белой берёзе становится жарче,
Пылкий влюблённый горит как свеча,
Сбывается в жизни голубая мечта.
Берёза влюбилась, она влюблена,
Сердце любовью залилось, стала стройна.
Месяц не может спуститься с небес,
Живёт у берёзы, освещает берёзовый лес.

Выгоню в поле табун лошадей.
Дельфины на море спасают людей.
Так зачем мы разводим тогда лошадей,
Если они не могут себя спасти от людей?

Стоят деревья, одиноки и голы,
Птицы давно не поют.
Для тебя бы свернул медные горы,
Только чтоб ты сказала: «Тебя я люблю».
Тебя я хочу накрыть одеялом
И нежное слово на ушко сказать,
И только хочу найти за сервантом
Ту нежность, что подарила когда-то мне мать.