Рубрика: Мой путь (2015)

На днях ко мне зашла соседка, кудахчут куры и наседка,
Горланит тут большой петух, а я тут яйца несу.
Не ждал соседку я в дверях, разбил яйцо о косяк.
Соседку стал я матом крыть, а тут петух в окне завис,
Горланит песни и орет, потом кур еще дерет.
Но яйца разбились прахом, лишь скорлупу собрал я махом.
Соседке выставил я иск: раз нет яиц, гони мне спирт.
Соседка принесла мне самогон, и я сказал, теперь закон,
С тобою мы теперь в расчете, и лишь стакан теперь на счете.
Соседка выпить отказалась, ну и ладно, все мне досталось.
И выпив, посидев немного, я заглянул к соседке тут в окошко.
Соседка мыла тут полы, висят на стуле ее трусы.
И мыла пол, в чем мать родила, и тут зашла ее сестра.
Полы они быстро тут помыли, ну и по чарке пригубили,
Стали песни петь, плясать и на весь дом давай кричать:
Дайте в волю мужика, чтоб стонала вся страна
От мужских ласк, утех, ой, какой же нам нужен член.
Не сдержался я тогда и кричу им: господа,
Барышни мои родные, вы настолько заводные,
Вас обеих я хочу и душой озолочу.
И залез я к ним в окно, зацепив ногой стекло,
И стекло тут же задрожало, но не разбилось, а так осталось.
Мне они еще налили, а потом на пол повалили,
Издевались над мной, что не мил мне стал весь шар земной.
Умолял их, как я мог, до трусов весь я взмок.
Вы, девчонки, отпустите, и руки мне вы развяжите.
До утра меня пытали и портки с меня содрали,
И пустили без трусов, и заперли двери на засов.
С тех пор к ним не хожу, стороной их обхожу.
Чем соседок навещать, буду в гости приглашать
По одной, не сразу двух, и пропел в окне петух.

Маленькая сука бежит по дороге, в душе у ней только тревоги:
Где хлеба достать, где достать ей поесть, которые сутки нечего есть.
Никто хлеба не даст, не даст колбасы, мужик вытирает жирные усы,
Он только что встал из-за стола, со стола упала у него колбаса.
Он попросил принести ему еще, а ту колбасу взял и бросил в ведро.
Сука стояла, пускала слюни, она только кусала голодные слюни.
Не видит собаку никто,
маленький мальчик подбежал и пнул прямо в живот.
Она отбежала, кусая слюни, и заскулила, пуская нюни,
Жалобно так скуля. У меня побежала слеза,
Взял бедную суку домой, угостил вареной ее колбасой.
Дал хлеба, дал ей борща, посмотрел на нее, как же она тоща.
Вот и живет эта сука который уже год, я к суке спешу прямо домой.

«Эх, если бы молодость знала, эх, если бы старость могла».
До боли знакома мне фраза, как сердце болит и рвется струна.
С жизнью порою играя, мы сами, не зная того,
Когда ее провожаем, здоровья нету его.
Молодость, прислушайся к старшим,
Старость тебе дает свой совет:
Цени жизнь как пламя,
И жизнь улыбнется в ответ.

Мой милый брат, пишу тебе я снова,
И помощи не жду я от тебя.
У нас в деревне померла корова, а я стих слагаю про себя.
Как я хочу к тебе уехать, к розам, где полон лес орехов и грибов,
И только дым протяжный паровоза спешит по рельсам
В радостные сны.

У меня зачесалась нога,
Я пяткой тянусь до руки,
Чесать мне ее не с руки.

Колыхается рожь, а также пшеница, и над полем летит голубая синица.
Рядом просо, гречиха растет, скоро, вот-вот, овес прорастет.
Как я люблю родные поля, березы, осины, леса, тополя.
Все тут родное, даже речка моя, щука гоняет тут карася.
Все это родиной зову, и жить без нее я не смогу.

Колыхаются груди, как два поплавка,
и в лесу слышу трель, песнь соловья.
Они настолько красивы, что их хочется взять
и со своею мечтою к себе их прижать.
Пусть они колыхаются у меня лишь в руках
и, если качаются, на моих лишь губах.
И соловушку я попрошу, спой родной для меня, а потом угощу.
Запоет он песней весны, где мы видим прекрасные сны.
Будет петь о любви, о земле, где прекрасно живется тебя и мене,
Я с любовью к грудям прижимаюсь, и к ним так
нежно, нежно ласкаюсь.
Отдаю им любовь, теплоту, и готов я ласкать их наготу.

Как я хочу уехать в деревню, разогнать там городскую тоску.
И в деревне там спелые девки, и об этом я вам говорю.
Они не настолько капризны и многого не просят у меня,
И раздеваю их, как карнизы, и слышишь «хочу я тебя».

По полю бегаю голым, траву прижимаю к себе,
Так и хочется вместе с травою с ней полежать на земле.
В речке купаюсь охотно, особенно по утрам,
Когда полежишь ты с осокой, так и хочется бежать сразу в храм.
Грешу я направо, налево, жизнь для того и дана,
И жизнь моя похудела от счастья каждого дня.
Люблю просыпаться утром, когда еще поют петухи,
И рядом лежит паскуда и видит прекрасные сны.

Запах душистого сена, полоз ползет по земле,
И запах свежего хлеба разносится по округе моей.
Хочу остаться в деревне, где воздух пахнет парным молоком,
И лежу я на сене, и дед колет дрова топором.

Хочу увезти любимую Зару в деревню, где речка бежит за бугром,
Там для нее будет столько отрады, и люди относятся только с добром.
По полю будет ходить, колоситься, любовь и радость ее,
И дети ее будут носиться, и в речке купаться с тобой и со мной.

Лето проводить надо только в деревне, где речка бежит за бугром,
Где клевер купается в чистой речке, где пахнет дом парным молоком.
Хочу, чтоб Заре понравилось там, в деревне, о которой я написал,
И дети ее будут спать на сеновале, и я картину потом срисовал.

Мне бы раз к тебе прикоснуться, мне бы раз увидеть тебя,
И от радости тебе улыбнуться, и от радости побежит тут слеза.
Моего счастья не будет предела, когда увижу тебя,
Лишь бы ты этого только хотела, и обнять своим сердцем меня.
Я люблю тебя! Ты слышишь, я люблю тебя сердцем своим,
И в моих словах ты услышишь, и не буду менять тебя на других.
Пусть они выглядят во сто крат тебя лучше,
Пусть они намного тебя молодей,
Для меня нет тебя лучше и счастливей на этой земле.

Ты собираешь залы, песни свои поешь,
Но спой ты лучше о маме, когда будешь петь, позовешь.
Я приду на твой концерт обязательно, когда будешь петь об отце,
И стихи о родителях слагаю слагательно,
И слезу увижу на твоем я лице.
Так давай помолимся за родителей и песню мы им пропоем.
Для нас они действительно как небожители и песню
мы с тобой допоем.

Как я хочу прижаться к маме, как я хочу обнять ее
И своими губами целовать руки и ноги ее.
Меня мама в детстве носила, от мороза меня берегла
И у господа только просила и по жизни крест свой несла.
Когда в храме бываю, я часто молюсь за нее,
И глаза закрываю, и все время вижу ее.
Морщинистые руки, морщинистое лицо,
И волосы седые, и на руке кольцо.
Плывет по свечке воск, течет моя слеза,
Мамочка моя ушла на небеса.

По березовой чаще хожу и березу в душе я ношу.
Очень хочется, чтоб душа улетела и чтоб сердце мое береза согрела.
Холодно мне, одиноко теперь, кто бы смог мою душу согреть?
Стонет и плачет она, осина давно от меня уж ушла.
Вот и к березам я прижимаюсь и раненое сердце рукой зажимаю.
То, что осину любил, в этом не каюсь,
вот только боль из раненого сердца я вынимаю.

Посажу в землю сладкую любовь, и слетится сразу стая воробьев.
Серые вороны, черные грачи разрывают землю, словно палачи.
Вырывают с корнем сладкую любовь, из земли сочится,
как из раны, кровь.
Залечу ей рану, посажу я вновь, вырастет как сердце!
Горячая любовь.

Сытый желудок, сытая кровь, кто-то взял и нашел мою тут любовь.
Я вроде ее не терял, литрами водки жилье измерял,
То множил, то вычитал, то делил, то прибавлял.
Водку в стакан себе наливал и залпом все выпивал.
Все считал в уме, потом давай считать на листке,
Брал на ум, брал и так, не выходит ни хера.
Больше себя не стал я мучить, допил водку и давай бучить.

Двое влюбленных влюблялись в тени, соседка с утра пудрит мозги.
К вечеру ко мне приходи, — я ей говорю, — погоди,
Что ты мозги мне паришь с утра, у меня есть в доме жена.
Ты приходи, когда она уснет, я положил на яблоки гнет,
Чтоб лучше они засолились, чтоб в рот сами просились.
К вечеру к соседке зашел, посмотреть, как накрыт у ней стол.
Был там салат, огурцы, рыба, селедка, еще голубцы,
Водка стояла у ней на столе, в общем, все было,
что нужно было ей и мне.
Постель была заправлена, она даже пищала,
Она говорила: тебя не хватало, нелегкая тебя занесла,
В доме спит одна ведь жена.
Нет, чтоб ее ублажить, нет чтоб всю ночь ее только любить.
Совестно стало мне перед ней и говорю: не закрывай ты дверь.
Соседка опешила, как это так, ко мне пришел мужик натощак,
Я его не буду кормить, а я его не буду поить.
Все готово, еда и питье, знает, сука, свое ремесло.
Знаешь, говорю, сука, тварь, незачем постель нам марать.
Лучше пойду я к жене, буду под боком у ней я в тепле.
Холодно тут у тебя, да и постель у тебя так холодна,
Ночью грей ты сама, а меня дома погреет жена.

Сперма бьет и в хвост и в зад, мозги бьются об асфальт,
Секса я хочу, нет мочи, время уже час ночи.
Хоть на батарею лезь или в ванну мне залезть,
Чтоб желанье остудить и конец свой опустить,
Чтоб желание пропало и совсем его не стало.
И соседка тут зашла, я ее давай в кровать.
Сексом с ней позанимались, и с ней мы быстренько расстались.
На прощанье сказала так: если что, зови в кровать,
Сексом заниматься я люблю, без него прожить просто не смогу.

Колосится рожь золотая, колосятся родные поля,
И хожу по полю, мечтая, слушая трель соловья.
Я люблю родные просторы, я люблю родные поля,
И в моей жизни одни лишь заторы, и шумят надо мной тополя.
Я иду по душистому краю, и березы улыбаются мне.
Не иду, а просто летаю, и хочу рассказать только тебе.
Приезжай ко мне ты в деревню, ты услышишь трель соловья,
Под его веселую песню просыпается даже земля.
Здесь, в деревне, росой умываюсь, по утрам в зарю я влюбляюсь,
И речкой нашей всегда протираюсь, и на березе всегда я качаюсь.

Мой край не любить невозможно, он настолько хорош,
И одеваюсь всегда модно, и на Сережку я очень похож.
Сережка тот, старый развратник, и я ему хочу во всем подражать,
Из него выйдет хороший наставник, и мне не придется
звать свою мать.

Русское золото — это наша душа, она настолько красива,
в ней столько добра.
Русскую душу не запугать, не купить,
русскую душу можно только убить.
Но она восстанет из пепла, если убьешь, это будет заметно,
Она поднимается из руин и будет сражаться один на один.
Не напугаешь количеством зла, в ответ она сделает столько добра.
Только добром можно зло победить, только добро
может сердцем любить.
Так давайте искореним это зло и будем делать людям добро.
И только русская душа умеет прощать,
И только русская душа умеет страдать.

Многострадальная отчизна, многострадальная Родина моя.
Так и хочется взять утопиться, чтоб не страдала, даже от меня.
Рвут тебя на части, даже на куски, решета не хватит,
чтоб сквозь него пройти.
Пожирнее отрывают от тебя кусок, ну а я всегда сажаю
только в чернозем.
И не рву я землю нашу, а только лишь лечу,
И не ем ее как кашу, а лишь свечой свечу.

У меня есть соседка, Валечкой ее зову, и, когда мне что-то нужно,
я ее зову.
Для меня она словно фея радуга-дуга, для меня делает такие чудеса.
То бельишко мне погладит, то кастрюлю супа сварит,
То помоет пол, а я сажусь за стол, принесла салата мне, вкусный оливье.
И желудок полный, видно, быть беде.
Любит вкусно угощать, Валечка моя, и старается побольше
мне еще накласть.
Знает, люблю вкусно я поесть, за чаем с нею посидеть.
Так живем душа мы в душу, водой нас не разлить,
Предлагаю ей свои услуги в магазин сходить.

Как часто порой мы притворяемся, любим хитрить, изворачиваемся,
Хотим себя обмануть, а других в ложь обмакнуть.
Не противно тебе самому — ложь выставляешь, как на корму.
Думаешь, за правду сойдет, а если сойдет, тебя потом никто не поймет.
Что ты хотел во благо добра, а получишь в ответ ты столько говна,
Не обрадуешься ты тогда, давайте говорить правду тогда, господа.

Все из Родины тянут все что хотят, и об этом сами потом говорят,
Кричат в репродуктор, в газетах стучат, на передаче об этом
«Пусть говорят».
Безмолвствует перед ними закон, у нас все законно, у нас все путем.
Комар носа не подточит к нам, и пусть Малахов заткнется
с передачей «Пусть говорят».
Законы не писаны нам, законы прописаны только средним умам.
Говорить о нас вам право дано, но судить нас сходите лучше в кино.

У друга день рожденья, решил зайти к нему, он наварил варенья,
и ложку прихвачу.
Он парень очень добрый бывает иногда, но на варенье строгий,
не даст он, господа.
То зажимает ложку, то чая не дает, не мыта груда плошек,
а для себя найдет.
Вот я и взял с собою ложку, взял и кипяток,
чтобы не было отмазки у него потом.
Встретил он радушно, с улыбкой на лице, только вот варенья
не досталось мне.
Спрятал подчистую ложку, мед, вино, говорит, супруга
тут ушла в кино.
Без нее не знаю, где мне все искать, вот и остается мне слюну глотать.

Два мотылька с цветка встрепенулись, дети мои дома проснулись,
Подбежали к окошку, как раз я домой иду.
Радость и счастье у них на лице, только что думали они об отце.
Отец возвращается с работы домой, и сделали чай такой заварной.
Любят они очень отца, готовы во всем угодить
и подали на стол мне холодца.
Детей я своих очень люблю, у господа бога одного только прошу:
Чтобы дал им здоровья и сил, и на пол я чаю разлил.

Как много Люб на свете, влюбляемся мы в них,
Но есть одна на свете, ее кладу в тайник.
Сделан он из сердца, из сердца моего,
в тайник запираю с радостью ее.
И берегу я Любу, как камень дорогой, настолько он мне дорог,
что для меня святой.

Вы рядом, вы со мною, а я молчу, хочу сказать и не могу.
Я от волненья все забыл, поверьте мне, я к вам спешил
и даже руки не помыл.
Я к вам спешил издалека, и позади уже Москва,
и вот приехал в Петербург, и здесь меня еще не ждут.
Приехал к вам в любви признаться и навсегда
в этом городе остаться.
Меня ваш город покорил убранством в золото могил.
Ходил по городу, вздыхая, и лишь по вам одной страдая.
И вот стою я перед вами, закрылась дверь уже за нами,
И я стою, молчу, дрожу, о боже, как же вас я люблю!

Неужели вы со мной расстались, со мной расстались без следа!
Вы даже со мной не целовались, в Неве давно бежит вода.
Мотает вас давно по свету, а я как перст живу один.
Дороже вас на свете нету, идет какой-то господин.
Где вас искать, в Москве вас нету, и я заказываю карету
И окунаюсь в мир в иной, где пахнет пивом и вином,
Где пахнет колбасой, селедкой, и я закусываю водкой,
И я грущу о вас в тоске, свою любовь топлю в вине.
Как я вас хочу найти и тысячу раз признаться вам в любви.
И от меня вам не уйти, другого нет у меня пути.

И вот сижу сейчас на дне я в самой в грязной луже.
Как вы нужны, вы очень мне, кругом метели, стужи,
Так протяните сердце вы и дайте мне скорее руку,
Не оставляйте вы меня и не бросайте вы на муку.
Передо мной стоит стакан, бутылка водки рядом,
Стоит еще один салат, и пью я водку махом.
И я грущу с бутылкой водки, салатом на лице,
Так будьте вы моею лодкой, спасительницей моей.

Эти красивые ноги меня вдохновляют всегда,
И эти красивые ноги, их хочу я всегда.
С ними готов погрузиться я в счастье любви неземной
И с ними хочу раствориться в березовой чаще лесной.

Точат звезды небо, потекло оно красными слезами, бьется об стекло.
Плачет где-то девица, длинная коса, опустила в воду серые глаза.
Серый камень точит холодная вода, и больше не замочит ее уже слеза.

Отпустил себе я космы ниже головы, и такого чуда не встречали вы.
Ленточкой подвязаны космы у меня, колокольчики подвязаны
и звонят, звоня.
Мимо пролетает серый воробей и кричит мне сверху: Муху ты убей.
Заползла, скотина, в чистое ведро, а в ведре лишь мыло да грязное белье.

Маленькая попка, словно пирожопка,
Попочкой виляет, тоску мне нагоняет.
Выпил бы я водки просто для заводки,
Но у меня нет водки, и нет голодной глотки.

Я не Пушкин и не поэт, и не пою как соловей,
Я лишь только подражаю, под Есенина стараюсь,
И под Пушкина стихи читаю, а когда пишу, мечтаю:
А вдруг Россия вся узнает, что про нее стихи слагаю,
Ее я славлю и люблю, и лишь ее благодарю.

Я в мир в стихотворный в этот пришел не откуда-то с неба,
а с Зарой вошел.
Она мой вдохновитель, она мой талисман,
она мой ангел-хранитель, она мой капкан.
Стихи пишу лишь для нее, лишь бы у ней все было хорошо.
Она моя муза, она мой оберег, и в жизни в своей
хочу оставить только след,
Что был когда-то такой Валерий Брошь, и был он в Зару
безумно влюблен.
Стихи свои он ей посвящал и по ночам и плакал, страдал.
Нет ее рядом, Зары моей,
пусть у ней будет только счастливый Венец.

Я как пацан влюбился в девчонку, дарю цветы ей потихоньку,
То принесу коробку ей конфет, и она не стреляет сигарет.
Она у меня не курит, а только музе служит,
Я для нее пишу стихи, дарю ей радость понемногу.
Ах, эти нелепые мешки, я отдавил мешками ногу
И не могу быть рядом с ней, прикован я уже к постели.
Другой охотится за ней, и я лежу, как в колыбели.
Но знаю я, настанет срок, и встану я с больной постели,
И это будет страшный рык, а не плач из детской колыбели.
И буду я сверкать, блистать, метать молнии направо и налево,
Но не устану я мечтать о своей любимой королеве.

Отец пришел с войны, и по ночам ему часто снятся сны,
Что он идет в атаку, в бой идет он с раненой ногой,
И кровь сочится через рану, не выжил бы он тогда,
И говорю вам без обмана.
Его дружок и спас тогда, он на себе его тянул и сам себе сорвал спину.
Свистели пули и снаряды, и от звуков залпов, канонады
Смешалось все тогда, и вот они ползли, ползли вперед,
Нельзя им было оставаться, был всем приказ
любой ценой высотку взять,
А кто в тылу там остается, тот пулю в зубы себе дождется.
Отец кричит во сне и стонет, как будто пуля вот-вот догонит,
И сердце сжал он в свой кулак, а командир кричит: мудак,
Какого хуя здесь разлегся, вперед бежать, и он увлекся.
Он крыл отца и в зад, и в хвост, и к пуле он тогда прирос.
Отец не выдержал тут мата, достал он пулю из нагана,
И командир свалился вбок, и прав, не прав отец, решит сам бог.

Как всегда, не знаю, о чем вам написать, и я от этого страдаю,
Так и хочется пойти плясать, но об этом только я мечтаю.
И расскажу вам о себе, моя жизнь не телогрейка.
Ах, как же хочется тут мне с коляски встать,
и на ступни мне упереться.
В коляске я не первый год, на ней я езжу, как по рельсам,
И называют меня урод, ты у костра у моего погрейся.
Ты поживи с мое в коляске, попробуй сдвинуть шахту с гор,
И не найдешь себе отмазки, и ты поймешь: не я, а ты урод.
А я живу и двигаю планеты, я веселюсь, мечтаю и пою,
И если мне не дадут ракеты, то я в коляске в космос улечу.

Дали в долг мне рубль бумажный, весь какой-то драный, рваный,
Жопу вытирали об него, и решил пойти в кино.
В кассе у меня его не принимают, только головой мне все кивают.
Говорят, мы понимаем, но рваный рубль не принимаем.
Что же делать мне тогда, с ним пойти тогда куда?
И пошел я с ним на рынок, показал его грузинам,
Говорят мне: «Дорогой, да он у тебя рваный и худой
Откорми его немножко и помой его немножко,
А уж потом ты приходи и сходи ты в магазин.
Может, там у тебя его возьмут и на рубль одень хомут,
Чтоб не плакал, не кусался, чтоб с тобой он навсегда расстался».
Рубль тот помыл, почистил, всю я грязь с него я счистил.
Заблестел, заворожил, сам себе я угодил,
И теперь с рублем гуляю по палатам и всегда шарю по карманам.
Не по своим, а по чужим, чтоб почаще приходить мне в магазин.

Пару ложек на столе, видно, точно быть беде.
Водка льется из стакана, деньги сыплются из кармана,
И я лечу куда-то вниз, и у меня тут член отвис.
И очнулся я на койке, оказался я в помойке,
И кружится предо мной старый дед такой седой.
Что ты кружишь предо мною и трясешь ты головою?
Чем шарахнули меня, водку пью уже три дня,
Не просохнет глотка мочи, водку пью уже три ночи,
Обессилел я совсем, ты с мое еще попей.
Рядом дед еще трясется, надо мной он все смеется,
Что головушка болит, этим он себя смешит.
Ржет, как конь он сизокрылый, пес тут крутится игривый,
Все пытается меня лизнуть, не дает мне пес уснуть.
Тут давай его я сволочить, на чем свет его стоит,
Он же ничего не понимает и хвостом мне все виляет.
И башка еще трещит, зуб больной еще болит.
Все смешалось в кучу, в груду, водку пить пока не буду.

У меня корова есть, бодливая такая, сразу мне ее не съесть,
очень сволочная.
Захожу всегда я в хлев с поднятыми руками,
Чтоб она видела, что несу я хлеб и не гремлю ножами.
Дойки мочу я молоком, чтоб она доилась,
ну а если буду я водой, свинья опорожнилась.
И без песен не дает дергать за соски, только гимн я запою,
мычат в хлеву быки.
Вот и живу который год, дергаю хвосты,
навели б скорей у нас белые мосты.

Точит камень слезы, точат острый нож, конь стоит пригожий,
до чего ж хорош!
И высок и статен, даже вороной. Вороны кружатся над его бедой.
Был когда-то нужен, славный был рысак, а теперь не нужен,
точат свой тесак.
Умными глазами смотрит на меня, у меня невольно потекла слеза,
Сердце застонало у меня в груди, даже верещало от жалости любви.
Конь копытом бьет, повисла голова, больше не поскачет
на хлебные стада.

Я мечтаю иногда побывать в хоромах, только этому, господа,
не бывать такому.
Я прошел бы по дворцу Аллы Пугачевой, на коляске я лечу
к дому я родному.
Если б Алла пригласила, позвала меня и, наверное, налила
сладкого вина,
Кочевряжиться не стал бы, выпил все до дна
и, наверное, попросил бы я еще вина.
Винцо, думаю, недурное, у камина пьет она, песни слушает ее
наша вся страна.
Погостил б еще немного у ее печи, но у меня у дома падают кирпичи.
Залатать бы надо дыры у дома моего,
крысы стены все погрызли, грустно и смешно.
Если в гости пригласит, я приду еще, ну а если угостит, лягу на плечо,
Поцелую в щечку и скажу я так: сделай мне примочку и налей коньяк.

Как я люблю смотреть на березу, как я люблю его наготу!
Без нее никуда я не уеду, без нее я жить не смогу.

Я встретил девчонку, ей было семнадцать, срубили сосенку,
когда стало двадцать.
Срубили не просто, а топором, срубили не просто, а со злом.
Ломали ей ветки, рвали кору, слезы кровавые я вам покажу.
Обухом били ее по стволу, она умоляла: я вас прошу,
Не рубите меня, не ломайте мне ветки, не сдирайте кору,
ее на прищепки.
Лесовоз ее хоронил, не найдете сосенку, и ее он зарыл,
как будто помойку,
В землю ее врыл, лопатой скребли, нет той девчонки,
и негде слезы пролить.

Пьяная лошадь, пьяный чудак, меня взял и назвал кто-то мудак.
Я на лошади пьяной спешу под венец,
Обгоняю асфальт, лошадь сдохнет в конец.
Чтобы лошадь моя ожила, наливаю еще ей вина,
Чтоб несла меня к милой, как за водкой, лошадь звать мою селедкой.
Запрягать лошадей еще не стал и поехал на вокзал,
Взял еще там водки и налил еще селедке,
Пьяная дура, а скачет, как конь, из задницы валит, одна только вонь.
Лошадку свою, никому не продам —
я к милой приехал, любовь ей отдам.

На кладбище люблю я слушать тишину, как листья опадают.
Как только я туда зайду, музыка встречает,
Ветер листьями шуршит, листья он качает.
Только музыка звучит, он с листвой играет.
В Эрмитаже, наоборот, красотой любуюсь, и такою красотой
я не налюбуюсь.
Как же мне объединить красоту да с тишью,
И поехал прямо в лес я учить двухстишье.

Над рекой ползет туман с белой головою, расстилается туман,
белой пеленою.
И окутал он мосты, реки заморозил, и в лесу
не увидишь ты не зги даже с сединою.
Все окутал он кругом, и дома, равнины,
и на месте том пустом выросли домины.
Их туман построил сам, собственными руками,
И готов сравнить я их даже с небесами.
Поселился б в доме том, в этом изваянье, а рассеется туман,
Где мне жить, посудите сами.

Приятно знать, что тебя любят, но еще приятней, когда тебе говорят
И для тебя золото добудут из недр земли, и об этом птицы голосят.
Они поют, в любви я признаюся, и лишь тебя одну люблю,
И в этом я тебе клянуся, об этом я тебе, отец твой, говорю.

Заря просыпалась со мной на рассвете,
Ей в любви признавался я на кларнете.
Музыка лилась из души моей,
И в лесу подпевал мне соловей.

Береза позавидовала алой заре,
Взяла и разделась прямо при мне,
Показывала свою красоту,
Показывала свою наготу.

Ее ветки меня нежно ласкали,
А губы ее меня раздевали.
Проведу с ней я ночь, другую
И пойду искать березу другую.