Рубрика: Есенин (2021)

Машет тощим хвостом лошадёнка,
Заглядевшись в неласковый пруд.
Где ты, где ты, моя ты девчонка?
Листья с клёна сейчас опадут.
Облетает листва золотая,
Осень машет золотистым хвостом,
И листва, с деревьев слетая,
Всё кружится над серым прудом.
Опадут с деревьев листочки.
Та девчонка ко мне не придёт.
Не придёт она в синем платочке,
На плече у другого уснёт.
Золотистая осень всё машет,
Машет она золотистым хвостом.
И кого-то другого поманит,
Целовать будет он её под окном.
Только я иду неделимый,
Никого не желая, любя,
Вдоль пруда иду нелюдимый,
Все обходят стороною меня.
Только жёлтая осень ласкает,
И готова под меня она лечь,
На протяжной трубе всё играет,
Как замысловатая чёрная печь.

Потому прекрасные глазницы
Перед миром грешно закрывать,
Подними, открой ресницы,
Чтоб весь мир собой завоевать.
Под чадрой никто их не увидит,
Даже взгляд не остановит свой.
Только голос нежный твой услышит,
Когда чадру будешь прикрывать своей рукой.
Я тебе сыграю на тальянке
Про синь очей, которые люблю.
Даже сыграю на кальяне,
И буду дуть в протяжную трубу.
Я тебе спою русские напевы,
Как роща у реки шумит,
Как грустят русские девицы,
Когда любимый рядом не лежит.
Подними свои ресницы,
Взглядом обожги меня.
Твои ресницы словно птицы,
Твой взгляд пылающего огня.
Замани меня в свои ты сети,
Чтоб смог забыть про свой любимый край,
И когда буду в твоей я клети,
Тебя желанной только называл.
Завоюй меня своим ты взглядом,
Как будто завоёвываешь весь мир.
Твой взгляд будет для меня награда,
А для тебя буду как эмир.
И всё же русский трепет ближе,
Близка мне речь русская моя.
И лишь в тиши всегда я только вижу
Наши русские бескрайние поля.

Так дерево роняет тихо листья,
Как я роняю грустные слова.
И мне хотелось, чтоб эти листья
Запорошили грустные слова.
Листва летит, осень посыпает,
Холодный дождь стучится над окном,
И жёлтый лист с дерева слетает
И опадает тихо под окном.
Луна давно поблёкшая летает,
Замёрзла от осени с дождём.
Своими лучами землю поливает,
Листву обжигая солнечным лучом.
А грустные слова мои предвестник,
Роняю их перед зимой.
И полетит зима по небу как кудесник
И белым снегом ляжет над травой.

Если был бы я богатым,
То другой сложил бы напев.
Он не был бы даже старым,
Он от песен только креп.
И взлетел бы выше солнца,
Он взлетел бы под облака,
И разглядывал бы из окошка,
Как синеют небеса.
Жить богато некрасиво,
Лучше бедным, но с умом.
И быть тогда всегда учтивым,
Но нелживым дураком.
Я не беден, но и не богатый,
Я состоятельный мужик.
Но если хочешь быть богатым,
Полезай тогда в нужник.

А душа моя — поле безбрежное,
Дышит запахом мёда и роз.
Эх ты, жизнь моя безмятежная,
На кой чёрт далеко тебя так увёз!
Это тройка меня оголтелая
Далеко так меня увезла,
И жизнь моя стала бесцельная,
Для чего меня мать родила?
Мчусь по полю, верхушки сбиваю.
Кони мчатся, даже летят.
И со свистом я их погоняю,
Словно дюжину чёрных чертят.
О, душа моя, поле безбрежное,
Я тебя берегу и храню.
Ты, душа моя, самая нежная,
Потому тебя и люблю.
Я люблю это ласковое поле,
Без него теперь мне не жить.
Только не сыпьте на мои раны соли,
Моя душа и без этого просто болит.
Отцветёт овсяное поле,
Отцветёт и душа вместе с ним.
Видно, выпала такая мне доля —
Колоситься с этим полем одним.

Наклонись своим красивым станом,
На коленях дай мне отдохнуть,
И тогда я точно не устану,
Я смогу немножечко вздохнуть.
Подними свою чадру немножко,
Покажи красивейший свой стан,
И ворвусь к тебе в окошко,
Буду как тайфун, как ураган.
За чадрой хочу увидеть веки,
Нежный взгляд и милое лицо.
И представь себе, что мы с тобой не в Мекке,
Пред собой увидишь русское лицо.
Зачаруй меня своей сутаной,
Паранджой своей ты удиви.
Для тебя готов я быть султаном,
Только стан свой немного наклони.
На коленях ты увидишь очи,
Они будут гореть как месяц в медресе.
И нам с тобой не хватит ночи,
Наклоняться будешь всё время в парандже.
Не стони и сбавь ты обороты,
И сними ты, наконец, свою чадру.
Обнажи чадру ты до аорты,
Чтоб увидеть стан и красоту.
Пусть тебя золотистый месяц омывает,
И Аллах ласкает вместе с паранджой,
И пусть с тебя Аллах грехи смывает
Вместе с обломанной луной.
А в чадре, в которой согрешила,
Ты сходи в мечеть под сломанной луной.
И имаму скажешь, ты свершила
Подвиг над неверным непростой.

Если хочешь мёртвым поклоняться,
То живых тем сном не отравляй.
Тебе вином тогда придётся наслаждаться,
А других вином тем отравлять.
Каверза в царствование эмира —
Неугодных травят там вином.
И эмир, похож он на вампира,
Был вампиром в мире он ином.
Виноград цветёт в долине,
Виноградная лоза даёт нам сок.
И подаётся сок уже в кувшине,
И подаётся шёлковый платок.
И раба, нагнувшись очень низко,
В парандже до самых плеч,
Подала вино отравленное так близко,
Что на неё свободно можно было лечь.
Яд, давно отравленный, пропитан кровью,
И добавляют в сладкое вино,
И проявляет яд себя он болью,
Как будто режут кровью полотно.
Я не открываю вам секрета,
Об этом миру известно уж давно.
И если вдруг захотите узнать вы вкус секрета,
Предлагаю вам выпить отравленное вино.

Тех, которым ничего не надо,
Только можно в мире пожалеть.
Только покойникам ничего не надо,
Да и их уже нечего жалеть.
Он отжил срок свой небывалый,
И ему уже некуда спешить.
А было время, он спешил как чалый,
Ему хотелось жить ещё, любить.
А теперь это ему не нужно,
Срок желаний давно уже истёк.
А когда это было нужно,
Он желаньем красиво пренебрёг.
Ничто его сейчас не напугает,
Ничто его сейчас не устрашит,
И только ветер кроны лишь качает,
И только за могилами следит.

Хорошо бродить среди покоя
Голубой и ласковой страны,
И когда не слышишь ты конвоя,
Слышишь воздух небесной тишины.
И вдыхаешь воздух ты мечетей,
И имаму честь ты отдаёшь.
Для имама слишком много чести,
Белым кораблём средь них плывёшь.
В той стране не слышно звона,
Колокола даже не звонят.
Имам на минарете монотонно
Выводит звуки, что они хрипят.
И куполов в стране той не увидишь,
И не увидишь блеск златых крестов.
И лишь хрустальный золочёный месяц
Всегда висит средь белых облаков.

Много раз склоняется и гнётся,
И падает лицом в сырую грязь,
И только лишь одна из них не прогнётся,
Зная, что она не падаль и не мразь.
Отцветут в саду сирени,
Сладким ароматом опадут.
Улетят из сада свиристели
И нераспущенные розы лишь сорвут.
Простоят розы в вазе лишь недолго,
И повянет их поблекший цвет.
Красота девическая умолкла,
И ей возврата больше нет.
И тогда умолкнет роза и навеки,
И к прошлому возврата больше нет,
И погасят в ней люди-человеки
Её негасимый непогасший свет.

Видно, мало я в юности требовал,
Забываясь в кабацком чаду,
И давно бы всё это проехал бы,
Но без остановки никак не могу.
Вот оно, моё поле родное,
Вот она, деревенька моя,
Вот утро моё золотое,
Трава лежит как пенька.
Качается роща бурьяном.
В деревеньке давно не бывал.
А где-то там на поляне
На зорьке траву целовал.
Вот он, кабацкий омут,
Тянет всё время к вину.
Надеваешь на себя хомут и оглобли,
И скорее к вину, в западню.
Колышется поле родное,
Колышется моя благодать,
А также колышется горе,
Которое приходится ждать,
Вино в безутребном горе
Приходится с жаждой глотать.
Вино — оно как море,
Его только надо взболтать.

Липким запахом веет полынь,
Спит черёмуха в белой накидке.
Сладким запахом только горчит,
Когда берёшь её под микитки.
Слышишь песни ещё соловья,
Глухариные в лесу даже трели.
Распускается в лесу конопля,
Её клюют по ночам свиристели.
Слышишь там ещё за углом,
Там тальянка смеётся и плачет.
Она тебя ждёт под окном
И о чём-то ещё мечтает.
Выйди, выйди ты рано с утра,
Ты послушать глухариные трели.
Тебе встретится голубая заря
И роса ещё в красной купели.
Ты послушай, как поют соловьи,
Как под тальянку они ещё плачут.
Подпевают им ещё петухи
Да ещё крыльями сильно машут.
А черёмуха давно скинула цвет,
Раскидала лепестки по свету.
Подарю тебе сирени букет
И нашу голубую планету.

Хочется так, чтобы каждый дрожал
От щемящего слова «милый»
И чтоб в моей любви утопал,
А не после первой ночи сгинул.
Только не верю в эту голубую даль,
Только ветер волны колышет.
И не будет сверкать зеркальная гладь,
Никто сегодня мною не дышит.
А как хочется трепет пальцев узнать
И услышать дрожащий голос,
И даже в губы его целовать,
У меня любви ночной голод.
Но не видно букетов цветов
И не слышно, заря как ласкает.
Только вижу кругом пауков,
Как зарю они оплетают.
Расплелась серебристая нить,
На ветру она даже сверкает.
И паук начинает её лить,
И она тогда всё оплетает.
Оплела паутина кругом
И цветы в саду, даже стены.
Превращусь я тогда пауком
И полезу на голые стены.

В этот вечер вся жизнь мне мила,
Как приятная память о друге.
И чуть с ума меня не свела,
Говорил любимой подруге.
Этот вечер запомню на жизнь,
Как единственная память от тебя, дорогая,
Чтоб хотелось тебе дальше жить
Оттого, что ты ещё молодая.
Эту родинку на левой груди
И сосок с небольшим ореолом.
На заре ты меня разбуди,
Изолью свою страсть я потоком.
И обрушится лава любви,
В изобилии будет ночная прохлада.
Этой ночью только ты не грусти,
И плакать тоже не надо.
Не грусти, расстаёмся на миг,
Может, встретимся где-то когда-то.
Ты поверь, такова наша жизнь,
И времени для встреч маловато.
Мы всё время спешим опоздать,
И торопим мы время устало.
Я знаю, ты устала меня ждать,
Что времени маловато осталось.
Но пройдут месяца и года,
И останется вечер усталый.
Те года, что ждала, прогнала,
Лишь останется вечер уставший.
Будет в памяти он в твоей жить,
И будет жить то ласковое слово.
И будешь тот вечер любить,
И будешь ждать, чтоб пришёл к тебе снова.

Ничего не могу пожелать,
Всё как есть без конца принимаю.
Не хочу в своей жизни гадать,
Я от жизни, что хочу, получаю.
Никогда не думал, что есть
Наше женское, мужское начало,
И когда приносят тебе весть,
Что надежда твоя подкачала.
И уходит время твоё
Без конца того и начала.
Видно, мне суждено
Жизнь прожить без конца и начала.
Но судьбу я свою не кляну,
Всё как есть я принимаю.
Только время своё тороплю
Оттого, что я всё понимаю.

Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тяжёлых колёс.
И когда я порою мечтаю,
Выхожу на высокий утёс.
На равнине тайга голубеет,
И заря летит по тайге,
А в низине ель зеленеет,
Вся она в бирюзовой росе.
Освещает заря красным цветом
Тот утёс, на котором стою.
И стою ещё я под небом,
На зелёную тайгу я гляжу.
Голубеет тайга синим цветом,
Этих красок мне вам не передать.
Красит краской заря красным светом
И готова вам тайгу показать.

Я за бедность полей разлюбил
Даже яблонь весеннюю вьюгу,
И по саду я долго бродил
В эту снежную пургу, даже вьюгу.
Разлюбил в своей жизни я всё,
Всё, что дорого было сначала.
Закрутилось моё колесо,
И куда-то оно умчалось.
Никогда не любил ничего,
Не влюблялся я в жизнь даже прежде,
И в своей жизни не любил никого.
Думал, так жизнь проживу и мне будет легче.
Но влюбился в весенний я сад,
Голова закружилась до боли,
И влюбился, словно пацан,
Будто в сердце что-то вкололи.
Отгремела весна,
Отгремела весенняя вьюга.
И то чувство прошло,
Словно зимняя студёная вьюга.
Опустел тот сад,
Те цветы давно уж увяли,
И стучит по ладони град,
И на ладони он даже не тает.

И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.
Где же ты, моя тальянка,
Чтоб под твою песню мог сплясать и спеть?
Не грущу сегодня под тальянку
И песню грустную сегодня не пою.
Я сегодня влюбился в молдаванку,
И сейчас её единственную жду.
Позову её в широко поле,
Где растёт некошеная трава,
И на этом русском я раздолье
Покажу, где нежится роса.
И окутает туман широко поле,
И окутает каждый колосок.
И туман, как будто поплывёт он в море,
Поплывёт белым кораблём.
Заманю её в лесные я покосы,
Где в стогу полынь ещё горчит,
Где заря распускает косы,
И росу она утром золотит.
Заманю её в этот стог огромный,
Где ей рад будет каждый колосок,
И зарёю стог тот будет обрамлённый,
И ласкать будет её каждый волосок.

Может быть, кому-нибудь другому
Ты её со смехом отдала,
И смеялась тогда ты в чистом поле,
Убегала и тогда ждала.
Может, потеряла неслучайно,
Убегая, ты его звала,
А потом на сеновале
Всё глядела в небо
И глядела, как блестит луна.
А может, для кого-то для другого
Ты её с надеждой берегла,
А потом взяла да и другому,
Взяла её и просто отдала.
Не хочу не верить этим звёздам
И не хочу не верить я луне,
Как тебя видели на плёсах,
Ты теряла честь на скошенной траве.

Чей-то взгляд ревнивый и влюблённый
На себе буду уставшем вспоминать.
И взгляд будет мной не покорённый
И будет тяжело ещё вздыхать.
Пройдут года, и вспомнится, наверно,
Ревнивый взгляд непройденных дорог,
А как хотелось бы, чтоб вспоминали чаще
Влюблённым взглядом
мной протоптанных счастливых троп.
Не вспоминайте с грустью меня вы, тропы,
Что не прошёл вас, когда хотели вы.
Мне хватало пройденной дороги,
Вот оттого тогда вы от меня ушли.
И не жалейте то, чего не стало,
Чего и не должно было произойти.
Вот оттого взгляд был у меня усталым,
Что не могли вы вовремя уйти.

Я стою, поднявшись над болотом.
Плачет в душу чибис и кулик.
С ними мы давно знакомы.
От воды отсвечивает блик.
И туман ползучий над болотом
Затуманивает взгляд в кромешной темноте.
И ползёт он как-то околотком
По траве ближайшей близ к воде.
Затуманен взгляд луны лимонной,
Не пробить свой взгляд туманной зги.
Слышен плач берёзы одноногой,
Что стоит на берегу реки.
Пролетит над речкой синий ветер,
Разбросает в небе облака.
От тумана он оставит пепел,
Засверкает тогда синяя вода.
Перламутром отсвечивает небо,
Блик воды сверкает под рекой.
Серебром покрылось небо
И дождём застучало над водой.
Дождь пройдёт, блики засверкают,
Засверкают над голубой водой.
Они даже с дождинками заиграют,
И река тогда польётся золотой.

Как чужая юность брызжет новью
На мои поляны и луга,
И хочу над полем пролететь совою,
Посмотреть на небо, на некошеные стада.
Зыбко мне сегодня в этом мире,
Где много лжи и подлецов.
Чувствуешь себя ты как в сортире
Среди неудавших мудрецов.
Мудрец — он посоветует, и только,
А тебе придётся выбирать свой путь.
И если ты умён немножко,
Свою жизнь тебе нужно протолкнуть.
Не уповай на того, кого не знаешь,
И не надейся на чужую стать.
В своей жизни ты себя познаешь,
И если что, себя будешь порицать.

Как живёт теперь наша корова,
Грусть соломенную теребя?
Всё ли хорошо у тебя теперь дома?
Жизнь теперь свою сволоча.
Вчера на заимке побыл,
Видел пастушью я грусть,
С ним полбутылки допил,
Он мне сказал: «В добрый путь».
Грусть — она рассосётся,
Завтра взойдёт заря.
Над землёй она вознесётся
С песней ещё глухаря.
Иду по России, вдыхаю
Запах русской земли,
Под песню её засыпаю,
Когда поют соловьи.

Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.
Нет у меня желания,
Хочется вас на три буквы послать.
Как надоело мне в этом мире,
Лесть подлецов, обман простаков.
Даже те, кто сейчас в мундире,
Хотят походить на дураков.
Всё надоело, обман вместе с ложью
И недосказанные вами слова.
Чувствую себя в этом мире я вошью,
От всего этого болит голова.
Дайте мне надышаться своею свободой.
Дайте возможность любить, если хочу.
Но не душите меня холодным морозом,
От вашего безумия всё равно не взлечу.

Вот опять петухи кукарекнули
Сквозь забор в обнесённую тишину.
Взяли тут, понаехали,
Будят мою тишину.
Перекликаются кукушка с синицей,
И сорока сидит на суку,
Называют друг друга сестрицей,
И сидят они во бору.
На болоте козодой всё гогочет
В камышовых зарослях тростника
И над кем-то ещё лопочет
В камышовых зарослях ивняка.
Вижу я зарю на востоке,
Просыпается она на траве.
И как будто в одном потоке
Она плывёт по зеркальной воде.
Тишина стоит над болотом
И стоит над хрустальной рекой.
И оглядывает своим оком
Глухарь над тайгой голубой.
Лишь щебечут в лесу только птицы
Да валежник ломает медведь,
И медведь решил польститься
На улей, где стоит рядом плетень.
Кукаречит петух за забором,
Тонко вслушивается в тишину.
И свинья лежит под забором,
Хочет взвизгнуть она в тишину.
Но заря просыпается тонко,
Не нарушает она тишину.
И роса с травы срывается звонко,
Нарушая её тишину.

Я хотел бы теперь хорошую
Видеть девушку под окном,
Чернобровую, черноокую,
С голубым на голове платком.
Выйду я с утра, спозаранку,
На тальянке буду играть.
Разверну свою я шарманку
И красавицу давай к себе созывать.
Хомуты надую до предела,
Чтоб за деревней слышался звон,
Чтобы песня моя летела
Как церковный поющий хор.
Чтобы слышали все в перелеске,
Для кого эту песню пою.
И ещё возьму для запевки
Соловья, его в роще храню.
И спою ей свои серенады
О безнадёжной нежной любви.
И звёзды будут лампадой,
И гореть будут они до зари.
Потускнеет заря на рассвете,
И погаснут уже огоньки,
И услышишь, как в поле гуляет ветер
Да за забором кричат петухи.

Отгорела наша рябина,
Осыпаясь у меня над окном.
Отгорела также калина,
Рассыпая лепестки под окном.
Наши встречи давно позабылись,
Позабылись даже вчера.
Мы с тобою давно простились,
В тот вечер горела луна.
И звёзды над нами кружились,
Как будто мошка под луной.
И слёзы у зари лились,
Падая крупной звездой.
Упали и тут же исчезли,
В землю ушли небеса.
Росой на траву они влезли,
Где колышется нынче трава.
Расставанье нынче не диво,
Ничем меня не пронять.
Расставаться надо красиво,
Хочу, чтобы ты могла понять.
Тебя не любил, дорогая,
Просто срывал я цвет.
Ты просто давно увядала,
А я тебе дарил тёплый свет.

Нипочём мне ямы, нипочём мне кочки.
Хорошо косою в утренний туман
Выводить по долам травяные строчки,
Чтобы их читали лошадь да баран.
Все мы вроде чем-то вроде свиньи,
Кто из нас не лошадь, кто и не баран.
Всю жизнь нам с тобой твердили,
Наша жизнь с тобой словно камнепад.
Упадём, не встанем в нашей жизни грешной,
Словно нас скосили внутренний туман.
Ну, а после нас просто уносили
И бросали в жизнь, словно в океан.

Будто я из родимого дома
Слышу в голосе нежную дрожь.
У меня по дому истома,
Истосковался по дому ты, Валерий Брошь.
Вспоминаю, над стареньким домом
Шумели тогда тополя,
А внизу под самым домом
Вдыхала воздух земля.
Бегал босоногим мальчишкой,
Рубаха всегда нараспах.
Мама говорила: «Зайчишка!»
Кепка всегда на ушах.
Детство прошло мимолётно,
Пролетело сквозь метели, пургу.
Порой вспоминаю я тщетно
Да вспомнить никак не могу.
Сижу, рассуждаю порою,
Вспоминая родимую мать.
Вспоминаю солёной слезою,
Мне рано пришлось её потерять.
Детство, как раньше, как прежде,
Нежно наводит мне дрожь.
Домой ты всё-таки съезди,
Милый Валерий ты Брошь.

Лишь немного глаза прикрою,
Вижу вновь дорогие черты.
И висят ещё надо мною
Ненаписанные мною холсты.
Я ловлю каждый взгляд твои взоры,
Характерную твою лишь черту,
На картине рисую узоры,
Над тобою твою лишь мечту.
Я рисую морщинки на небе,
Вспоминая твой облик живой.
И звёзды рисую к вечерне
Вместе с золотою луной.
Зарю к тебе пририсую
Вместе с золотою росой.
По памяти тебя я рисую
С твоею русой золотою косой.

Так приятно и так легко мне
Видеть тебя и тоскующих кур.
И тогда сердце твоё замирает,
Правду говорят люди, не врут.
Твоё сердце дрожит, как котёнок,
Которого держат в руках,
Которого знаешь с самых пелёнок,
Его ты держал на руках.
Дрожит, трепыхается сердце,
Не даёт даже слова сказать.
Живёшь ты в моём только сердце,
Сердце не умеет молчать.
Оно иногда только стонет,
От ран прошедших болит,
Но боль эту сердце терпит
И за всё тебя только простит.

Что я навеки не увижу
Её лицо и отчий край
И песню её не услышу
Про неслыханный в небе рай.
Звенят колокольцы в небе,
Слышен лишь запах могил,
И на земле как на небе,
Но я в землю решил уходить.
Видно, время пришло нам расстаться,
И расстаться с тобой навсегда.
По утрам будешь ты умываться,
Побежит по ладони слеза.
Пронесутся годы, метели,
Заря ещё утром взойдёт.
Птицы весну пропели.
Другого кумира найдёшь.
Будет другой день чудесный,
И ты забудешь себя.
И умру я, тобой не воспетый,
И не ляжет твоя рука на меня.
И песня внемлет в тишине,
Любимая с другим любимым,
Быть может, вспомнит обо мне,
Как о цветке неповторимом.

Не в плохой, а в хорошей обители
Повторяешь ты юность мою.
Чем же тебя так обидели,
То, что решила наказать юность свою?
Хор церковный поёт «Аллилуйя»,
Завтра утром рано вставать,
И, песню ещё напевая,
На коленях будешь стоять.
И помолишься ради Бога,
Помолись тогда за меня.
У меня в углу висит икона
И горит ночная свеча.
Преклони перед Богом колени
И зажги мою ты свечу,
И своим грешным моленьем
Ты зажги на небе звезду.
Пусть бесконечно сияет
И пусть она вечно горит,
Об одном тебя умоляю:
За меня ты вечно молись.
Ну, а в своей хорошей обители
За меня не раз помолись
И, если тебя не обидели,
Перед Богом возьми и поклонись.

И опять я живу и надеюсь
На любовь, которой уж нет.
Может, когда ею и согреюсь,
Но пока не пришла ещё, нет.
На заре увижу я звёзды
И их немеркнущий свет,
А также увижу и плёсы,
И ихний зеркальный цвет.
На заре услышу распевы,
На току глухари поют,
А также услышу и трели,
Это соловьи ещё песню куют.
Живу я с надеждой живущей,
Которая во мне держит дух.
Душа с надеждой трепещет
И держит на духу даже слух.

Я не робею от синего взгляда.
Много мне нужно и много не надо.
Мне бы хотелось душой встрепенуться,
Чтоб с милой девчонкой в небо взметнуться.
Чтоб солнце дрожало над синею гладью,
Лучами сверкало над водною падью,
И чтоб звёзды дрожали в ночной тишине,
И чтоб в воду ныряли в молчаливой воде.

Но и всё же душа не остыла,
Так приятны мне снег и мороз.
И какая-то неведомая сила
Надо мною смеялась до слёз.
Запрягу я тройку зимою,
Полечу на девчачий смех,
И одна из них будет со мною
Для моих живущих потех.
Полечу на родные просторы,
Там, где только лежит серебро.
Не страшны никакие морозы,
Меня согреет девица теплом.
Едут сани по серебристому снегу,
И полозья от мороза трещат.
Еду сейчас на потеху,
От потехи девчонки визжат.
Заскучала усталая тройка,
Колокольцы над ними гремят.
И идёт сейчас такая попойка,
Что за окном снежинки летят.
Веселятся, смеются девчонки,
Колокольцы поют нараспев,
И все в расписных платочках,
Вышит там хлебный посев.
Смеркается солнце за снегом,
Звёзды горят над землёй.
Сыпятся белым мелом
Снежинки горящей искрой.
И всё же моя душа не остыла,
Хотя и трещит мороз,
И то, что со мною было,
Колокольчик смеётся до слёз.

Если было б сердце, я б к тебе прибил,
И с горячим сердцем я б с тобой бы жил.

Ещё как будто берегу
В душе утраченную юность,
Но на тебя не посягну,
На мною найденную кротость.
Люблю берёзки лёгкий стан,
Её невидимую кротость,
И от неё бываю пьян,
И затмевает меня гордость.
Ах, эта русская душа,
Она полна любовной лаской.
Но не стоит ни гроша,
Она заполнена церковной сказкой.
Грустит берёзка обо мне,
Как о незадачливом гуляке.
Берёзка, помню о тебе,
Когда нахожусь в глубочайшей пьянке.
Ты не грусти, когда мороз,
Когда за окном гуляет вьюга.
Меня по пьянке чёрт занёс,
И вот нахожусь теперь у друга.
К тебе приеду вот когда,
Когда за окошком схлынет вьюга,
Когда прекратит мести пурга
И когда отпустит меня подруга.

Продержись, моя жизнь удалая,
Я ещё не на век постарел.
Вывезет меня лошадь хромая,
Я уже давно овдовел.
Тащит меня лошадёнка,
Жизнь запрягла её.
Силы как у ягнёнка,
Дать бы ей сено, пшено.
Скрипит моя кляча в телеге,
От ветра качает её.
Со стороны на неё все глядели,
Скрипит моё колесо.
Шатает, болтает, качает
Жизнь мою, по ветру неся.
Может, когда-то ещё накачает,
Но тогда уже не будет меня.

Пусть лучше этот лунный свет
Ко мне струится к изголовью
И кровь меняет даже цвет,
Меняется она порою ночью.
А эти багряные тона —
Они разбросаны повсюду,
Меняют лишь свои цвета,
Когда видят крови груду.
Луна глядит ко мне в окно,
Лучом прощупывает стенку,
А в комнате моей темно,
Луна заглядывает в печку.
Горит в печи ещё огонь,
Меняет красный цвет на жёлтый.
Вот уже скачет красный конь,
Меняет цвет опять на жёлтый.
Вот так и в жизни всё у нас:
Меняем цвет всегда на жёлтый.
Никто не вынесет указ,
Чтоб цвет менять на красно-жёлтый.

Ой ты, Русь моя, Родина кроткая!
Лишь к тебе любовь берегу.
Весёлая радость короткая
С громкой песней на лебяжьем лугу.
Отдохни, моя Русь дорогая,
Задохнуться успеешь в пыли,
И, все усилия к тому прилагая,
Говорю тебе: «Отдохни».
Натрудилась моя мать дорогая,
Не давали тебе отдохнуть.
Всё время тебя нагибали,
Даже не было время вздохнуть.
Не глядела ты даже на звёзды,
Не глядела ты на луну,
Не глядела на зеркальные плёсы,
Не ныряла в ночную реку.
Всё трудилась ночными ночами,
Даже чаще по ночам не спала,
Не гуляла по берёзовым чащам,
Всё время чего-то ждала.
Отдохни под снежную вьюгу,
Я печь для тебя растоплю.
Хочешь, песню спою про подругу,
Про безмятежную юность свою?
Оттого ещё ты мне снишься,
Вспоминая весной на лугу,
Тогда было ночное затишье,
Ты шептала: «Тебя я люблю».
Преклоняюсь пред тобой, дорогая,
Дорогая матушка-Русь.
Для меня ты вечно святая,
По твоим по дорогам пройдусь.

Не люблю тебя, Родина кроткая,
И за что, понять не могу.
Твоя песня такая короткая,
Не споёшь её на лебяжьем лугу.
Русь моя, тебе пора пробудиться,
Босиком пройтись по росе,
И пора собой возгордиться,
А не бежать всё время к ноге.
Вот теперь себя понимаю,
Почему я тебя не люблю.
Потому что с себя трусы ты снимаешь,
Когда слышишь: «Русь, тебя я хочу».
Где же твоя невинная гордость,
Куда дела свою красоту?
Или тебе нравится только покорность
При первом же слове: «Тебя я хочу»?
Вряд ли смогу тебя полюбить когда-то,
Я не вижу в тебе ничего.
И не выставляй на охрану солдата,
Если сама не стоишь всего ничего.

Но и всё же, тебя презирая,
Я в душе тебя берегу,
И от края до края
Я нежность к тебе сохраню.

Что ж ты, Россия, такая ты кроткая,
Бежишь всё время к ноге?
Память у тебя однобокая,
Бьют тебя по голове.
Куда ты бежишь, ведь ты же не знаешь,
Что тебя ждёт впереди?
По дороге только близких кусаешь,
От укуса остаются следы.
Не будь ты, Россия, такой бесподобной,
Чтоб каждый тебе мог только сказать,
Таким, как ты, только подобным
Могут только зад оголять.
Так где же, Россия, твоя безупречная гордость,
Чтоб с гордостью про тебя мог каждый сказать,
Что не можешь пойти на какую-то подлость
И не будет ни под кем, Россия, лежать?
Возьми, встрепенись, стряхни ожиренье,
От спячки ты пробудись.
Сбрось, Россия, своё ты терпенье,
Все цепи с себя ты стряхни.
Возьми ты винтовку, возьми в руки вилы,
Покажи свою силу, матушка-Русь.
Ведь недаром про тебя в старину говорили,
Что ты покажешь свою знаменитую грусть.

Как приятно засыпать под крик петухов,
Когда клюют зерно под окном,
Когда на рассвете всходит заря
Или под песню на заре глухаря!
Откройте окошко, посмотрите в окно,
Петух золотистый клюёт золотое зерно.
Он вскрикивает криком, по утрам он кричит,
А потом до зари всё время молчит.
А на поляне роса голубеет,
От выхода зари она покраснеет.
Заискрится она медленным взором,
Будто на траве вышивают узоры.
Река серебрится, луна в ней купаясь.
Звёзды над нею печально прощались.
Слышишь, за речкой тальянка поёт,
Гармонист с гармошкой к девчонке идёт.
Спляшет, станцует ей при луне,
В любви ей признаётся на стоге в траве.
А звёзды купаться будут в реке,
А также смеяться в зеркальной воде.
Хорошо засыпать при такой тишине
И видеть тебя одну лишь во сне,
И одну тебя там только ласкать,
И глазами одну тебя целовать.

Вот она, нежная юность,
Которую в душе берегу.
И в студёную суровую стужу
Я на морозе горю.
Не греет меня только отчизна,
Столько лет ей одной посвятил!
Жизнь сейчас дешевизна,
По отчизне босым я ходил.
Давит котомка на плечи,
Да вот только в ней ничего нет.
Родина меня только калечит,
Словно бумажный кисет.
Душа моя подзамёрзла.
Она сейчас не горит.
Горечь в неё только вмёрзла,
От холода только дрожит.
Бывало, заломишь шапку,
Подвяжешь ещё кушак,
Развернёшь на деревне тальянку
Да испробуешь свой кулак.
Подопьют мужики в деревне,
Вспомнят обидную стать
И давай свои кулачища
По всей деревне махать.
Обида мужиков ломит
За их непутёвую жизнь.
Бросает то в жар, то в омут,
Подопьют и давай свою жизнь ворошить.
Вот и я, развернув тальянку,
Иду рядом с горькой судьбой.
И от этого бросает меня в пьянку,
И становлюсь тогда заводной.
С мужиками пробую силу,
У кого крепкая кость.
Когда-нибудь меня бросят в могилу,
На земле проклятой я гость.
Вот оттого дорога мне весёлая юность,
Что в ней жил, не тужил.
И только девичью горечь
Нежностью своею тушил.

Как давно это было!
Перевернулось у меня под окном.
Перевернулся воз сена, соломы
За забором у меня за окном.
А дорога пылится, клубится,
Ребятня щебечет вокруг.
Только кучер стал материться,
Надо лошадь впрягать ему в плуг.
Шла соседка моя мимо дома,
Улыбнулась мне не спеша.
А у меня по соседке истома,
Только вот нет у меня ни гроша.
Платье веером у неё развевалось,
Красно-синим, ещё голубой.
Надо мной она всё смеялась
И над гривой моей золотой.
В огороде петух кукаречит,
На задворках куры снуют.
К вечеру звёзды кто-то повесит,
За околицей девчонки поют.
Вот и я решил тряхнуть своей гривой,
Взял тальянку да за забор,
И с песней своей игривой
От девчонок не знал я отпор.
Шёл по улице, тальянка смеётся,
Нежным голосом даже поёт.
Может, соседка мне улыбнётся
И меня к себе позовёт.
Но соседка моя не выходит,
И в окошко она не глядит.
Вот колоколец на тройке весело только звенит,
И куда-то тройка спешит.
Увезли из деревни соседку,
За другого пошла мужика.
Развернул свою я тальянку,
Да и мне она не очень нужна.
На деревне мне девок хватает,
И налиты они парным молоком,
Что душа моя замирает,
Когда остаёмся вдвоём.
Всё через память нашу проходит,
И горечи, радость, беда.
И женщины наши так же проходят,
Но это всё ерунда.
В память мою вот только засела
Телега, перевернувшись у меня под окном.
Была там солома, было и сено,
Перевернулась у меня за окном.

Вы взгляните на наши просторы,
Заглядитесь вы на луну
И увидите наши красоты
И голубую на небе зарю.
Вы увидите, как лещ нерестится
На разливе в половодье рек,
И в этом вам придётся не раз убедиться,
Слушая соловьиную трель.
На заре раскаты громовые,
Серый дождик стучит по траве,
И увидите, волны ещё голубые
Будут бежать по зелёной волне.
То роса засверкала под солнцем
С капельками голубого дождя,
И увидишь ещё ты под солнцем,
Как сверкает голубая вода.
В этой глади игристые волны,
Они отсвечивают блики воды.
Лучше нет нашей природы,
И не увидишь такой красоты.
На лугу, на поляне или в поле
Вы послушайте трель журавля,
Или послушайте вы на зорьке
Соловьиную песнь глухаря.
Переливаются нежно колосья
Золотистым огнём на заре
И как радушного гостя
Встретят тебя на земле.
И взойдите в тайгу в лесную,
Там красот не передать,
Или взгляните вы на речную,
Мне стихами не описать.
Прорезает тайгу гладь речная
Вдоль обрыва крутых берегов,
А на склоне таёжного края
Заря встаёт среди облаков.
И когда солнце восходит,
Вся тайга в голубой пелене,
И в тумане потом она тонет,
Когда бывает в дождливой мгле.
А зимой снег свисает на крыльях
У раскидистой ели, сосны.
Они в небо хотят взметнуться,
Когда поют ещё снегири.
Вся тайга в белоснежном наряде,
Каждая снежинка блестит на снегу.
И глухарь по лесу идёт как урядник,
Не дали ему посмотреть на луну.
Белый снег под солнцем играет,
Разными красками под солнцем горя.
Он летает и даже сверкает,
На сосны, на ели нежно ложась.
Не узнать эту ель в одеянье,
Даже корона у ней на голове.
И находится ель вся в сиянье,
И сверкает она при луне.
И при звёздах снег так же сверкает
Изумрудным синим огнём,
И в тени он только мерцает,
И нескоро ещё он уснёт.
А весною солнце забрызжет
И растопит сверкающий снег,
И земля уже воздухом дышит,
Лишь ручьи оставляют след.
Засверкает зелёное море,
И снова увидишь ты море огня.
И будет гулять на просторе
Белоснежная с цветами весна.
Запоют снова трели в лесу соловьи,
Словно в купели будут петь глухари.
А осень обмашет листвою,
Своей золотистой росой.
Листва будет лежать с травою,
С раскидистой прядью колос.
Осенью всё золотится,
Листва золотая летит.
Такое может только присниться,
Листва с луною блестит.
Окутана жёлтой краской
Тайга голубая с листвой.
И хочется взять краску
И окрасить весь лес в цвет золотой.
Облака всё плывут над лесом
И глядят на залитую рожь.
Покроется тайга белым снегом,
И будет гулять мороз.

Золотятся поля,
Рощи и нивы,
Золотятся стада,
Золотистые гривы.
Скачет конь по ковру,
Верхушки сбивая,
Мнёт копытом траву,
Хвостом пот вытирая.
Разогрелась луна
От золотистого поля.
Даль лишь только видна
Да мужицкая доля.

Своё письмо я вам пишу,
Свои я мысли вам вверяю.
Об этом вам одной пишу,
Что я по ней одной скучаю.
Сижу я молча у окна
И наблюдаю в темень ночи:
Горит в небе лишь луна,
И дни становятся короче.
Скучаю я по ней одной,
И звезды в небе только блёкнут.
Как я хочу быть рядом с ней,
Рукой своей её лишь тронуть.
Взойдёт луна ещё не раз,
Осветит утренние звезды,
Осветит луг еще не раз
И в речке утренние плёсы.
Об этом вам одной пишу
И по щекам струятся слезы.
Ее с надеждой только жду,
Вдыхаю утром запах розы.
Слеза бежит и не одна,
За нею следом след горячий.
А я сижу всё у окна,
От слёз я стал совсем незрячий.
Померкнет день, настанет ночь,
И слезы в звезды обернутся.
Уходит только время прочь,
Чтоб никогда не возвернуться.
Сижу я молча у окна,
На небе ярко светят звезды
И светит яркая луна
И на траве сверкают росы.

Вода преломляет лучи заката,
Отсвечивается в небесной синеве.
Искра бежит от солнечного злата
На серебристой голубой волне.
Рябит вода, искрой играет,
Переливается в окне.
И на воде она так сверкает,
Искра сверкает в глубине.
Переливается речное море
Фонтанами и брызгами огня.
Как будто находится в дозоре
Сверкающая искрами заря.
И блик воды мерцает молча,
Отсвечивает речную глубину.
Вода на берег набегает молча,
И только шелест нарушает тишину.
Шуршит вода волной о берег,
Песчинки трутся о песок,
И возвращаются на берег,
Но ненадолго, на часок.
И снова их волна смывает,
Уносит их в речную гладь.
На дне песчинки те сверкают,
Со дна их будет не достать.
Уносит время реки воды,
Сверкать всё будет речная гладь.
Уходят наши с тобою годы,
И их с тобой нам не догнать.