Рубрика: Диалог (2017)

У меня есть грусть, давай по прошлому пройдусь
И вспомню годы молодые,
а на висках волосы уже седые.
Их треплет ветер на ветру, а я куда-то вдаль смотрю.
Смотрю на звёзды, на луну, а точно так же на тоску.
Сидит тут рядом она со мной, и со своей худой слезой.
Она течёт, и грусть съедает, и тоска тут нападает.
И заставляет он обнимать и даже губы целовать
Не целую ее в губы и обнимаю ее стан.
И по пескам идут верблюды,
плывёт куда-то караван.
Тоска осталась где-то сзади, а караван ушёл вперёд.
И вот сижу теперь и плачу, а водка, сука, не берёт!

Стоят автоматы,
Кукушка считает года.
Хочу рассказать вам, ребята,
Как на зону попал я сюда.
Стою на морозе в дырявой фуфайке,
Письмо лишь от матери греет меня.
Любимая сука давно убежала,
Когда стал считать свои я года.
Мороз пробирает меня до рубашки.
Как я хочу отсюда сбежать!
Мне бы крылья вон той малой пташки,
Чтобы домой к маме слетать.
Болеет, хворает моя мама,
Не знаю, как любимой маме помочь.
И сделал побег ради своей мамы,
Сделал побег я в ту же ночь.
Я пробирался через лесные массивы,
Сквозь чащу и бурелом.
И всё время видел картину,
Что у мамы сижу на поминках
за круглым столом
Звери и волки меня окружали,
Был я похож почти на волка.
Солдаты по следу за мной всё бежали,
Руки держали на автомате спускового крючка.
Гнали меня как бешеного волка,
Флажки расставив везде.
Но я просочился, словно иголка,
Проплыл по воде, вниз по реке.
И снова погоня, кружат вертолёты,
Собаки рвутся с цепи,
Летают надо мной салютные ракеты,
Идут по следу злобные псы.
Загнали меня в лесную лощину,
Пули прижали к земле.
Одна пуля попала в осину,
Другая висит на сосне.
Нога волочится по белой берёзе,
На траву молодую капает кровь.
Не увижу я маму родную,
Никто не положит бедную в гроб.
Стою на морозе, окутан я снегом,
Слёзы горячие жгут мою грудь.
К маме любимой не смог я приехать,
Пришлось без меня любимой уснуть.

Скалистые горы стоят в тишине,
Снегом покрыты на голой земле.
Снег стекает мелкой водой,
Капает каплями на камень большой.
Стекает он медленно, не спеша,
Подмывая большую глыбу льда.
Вот упал комочек льда,
За ним побежала струйка ручья.
Подмывает вода снег и лавины,
Никто не удержится на каменной льдине.
Поплыла, побежала лавина,
Смыло всё — вот такая картина.
Засыпало снегом ущелье, дома,
Из-под снега торчит одна лишь труба.
Не скоро снег сойдёт в том ущелье,
Не скоро дом освободится из-под снега,
Не скоро трава в этом месте взойдёт,
Пока на реке не пройдёт ледоход.

Я люблю свою женщину, её слепоту,
И без своей женщины я прожить не смогу.
Пусть она не видит своими глазами,
Зато я её люблю своими губами.
Я ей рассказываю, какие сны вижу,
Какие вижу голубые мечты,
Какая у зорьки коса,
Какая на траве утром роса,
Какая ночью бывает луна,
Какие звёзды горят до утра.
Её я люблю не только губами,
Её я люблю своими руками.
Когда за руку беру я её,
Сердце колотится словно ружьё.
Оно трепещет от каждого вздоха,
И нежность излить мне так охота.
Будто сорока гладит крылом своих сорочат,
От нежности крыльев они всё скворчат.
Я на руки беру её каждый день
И с нею танцую, как весенний тюлень,
Который безумно влюблён в свою матку.
Готов целовать свою я касатку,
Глазки её целовать и имя её только шептать.

Кто не видел жизни, тот не знает её.
И насколько вы капризны,
Если хотите уйти из неё.
Жизнь вам подбрасывает поленья,
То крутой кипяток.
И жизнь вас ставит на колени
И заставляет плакать в платок.
А может подбросить конфеты
И сладкую жизнь, господа,
И может подбросить монеты,
И жизнь побежит как река.
Так давайте молиться за нашу судьбу,
А чтоб жилось лучше, молитвой я вам помогу.

Я хочу рассказать об отце,
Такая любовь бывает только во сне.
Сейчас его нет рядом со мной,
Ушёл он в мир совсем иной.
Бегу я по полю, сейчас вспоминая,
Папочка мой, на руки меня он хватает,
Бросает меня до небес.
Лечу как ромашка, словно скворец,
Визжу и кричу я от восторга.
Проклятая, ухабистая эта дорога.
Или когда мы в речке купались,
На лошадях по Невскому на тройке катались.
Бросал меня в воду так далеко,
Хотя он и знал, что там глубоко.
Кинет и плывёт он тут же за мной,
Толкает вперёд меня своей сильной рукой.
Или возьмёт, принесет охапку цветов,
Сорванных в поле ромашек с кустов.
Возьмёт, обцелует меня всю
И говорит: «Дочка моя, как тебя я люблю!»
Ну, а если когда я болела,
Ночами не спал, его жизнь похудела.
Трясся надо мной, как осиновый лист.
Надо мной засыпал
Под звон часов и под стрелок писк.
А когда я повзрослела,
Жизнь моя оторопела.
Нет любимого отца,
И у меня бежит слеза.
Позвоните своему вы отцу,
И скажите: «Папочка, любимый,
Как же я тебя люблю!»

Шумит берёза белая, ветер ветку гнёт.
Стоит зима заснеженная, вьюга песню поёт.
Солнце освещает речной ледяной покров.
Лёд огнём сверкает, и горит он ярким костром.
Разными огнями — жёлтый, голубой —
Лёд огнём сверкает прямо над землёй.
Так бывает летом, но только не зимой,
Красками играет радуга-дуга.
Снег огнём сверкает, радуется земля.

Люблю твои глаза золотые, они так огнём горят.
И сердце моё большое, твои глаза его золотят.
В любви готов тебе признаваться,
любимая, хоть каждый день,
И губами с тобой целоваться,
как майский весенний тюлень.

Подари мне ветку сирени и душистый её аромат.
Подари мне звёзды на небе,
они ночью так ярко горят.
Подари мне луну молодую,
чтоб освещала мой жизненный путь.
Подари мне любовь золотую,
чтоб смогла я в ней утонуть.

Звёзды ночные светят, горит ночная луна.
Нет тебя рядом со мною, ночью молчит тишина.
Ветер на воду дует, гонит речную волну.
Как хочу я услышать: «Как я тебя безумно люблю!»

Сирень качается ветром, ветер срывает листву.
Опадают зёрна сирени в кромешную тёмную тьму.
Сирень осыпала землю, роняя свой аромат.
Звёзды всё так же сияют, но со мной нет
рядом тебя

Я смотрю на тебя и тоскую,
Твоё фото висит на стене.
Я люблю тебя, неземную,
В отражении звезд в моём окне.
Как хочу к тебе я прижаться,
Своими губами к руке,
И взглядом с тобой обменяться,
И глазами на хрустальном стекле.
Целовать с нежностью твои руки
И к твоим ногам припадать,
И целовать твои нежные губы,
Готов своё сердце за это отдать.
Пусть любовь моя тебя окружает
И охраняет твой сказочный сон.
И только пусть моя любовь тебя охраняет,
А не сиянье на небе радужных звёзд

Медленно пробирается луч заката
На небе темно-голубом,
И, освещая тропинку сада,
Бьёт по листве своим лучом.
Заря взорвалась от смеха,
Рассыпав на небе все свои лучи,
И вот тогда пошла потеха,
Забили фонтаном все ключи.
Они рассыпались по небу,
Играя, красками горя.
И я беру себе карету
И боевого красного коня.
И я скачу на солнце ясном
По небу как по морской гребной волне.
И я объеду всю планету,
Но тропинку к сердцу найду к тебе.

Вы помните, вы всё конечно помните,
Как танцевал я с вами на балу,
И после вы потом припомнили
И поцелуй дарили на лету.
И я взамен дарил свою улыбку
И вам поцелуй воздушный посылал.
И в Эрмитаже смотрели с вами на картинку,
И в том саду к вам я приставал.
С большой охотой целовал я ваши руки
И ваше платье нежно обнимал.
И вы рассказывали: у вас есть подруги,
Но я их видеть просто не желал.
Я вас хочу страстно и желанно,
И лишь одну я вас люблю,
И не хочу, чтобы вы передо мной
Отказывали мне так жеманно,
А говорили мне: «Я вас хочу».
А я в ответ брал бы ваши руки
И с жадностью и страстно целовал.
И целовал бы ваши руки не от скуки,
А потому что я так хотел и так желал.
А ваше платье бархатом набито,
Его бы с нежностью с вас бы я снимал,
И к вашему платью брошка так прибита,
Я поцелуями вас бы раздевал.
И вы предстали бы передо мной как фея,
Светящая мрамором нежного огня.
И у нас бы с вами родилась затея,
И вы б тогда легли бы на меня.
Своими губами я целовал бы ваши груди,
Руками прижимал бы вас к себе,
И целовал бы ваши руки
И вашу родинку нежно на соске.
А после жаркой и обильной ночи
С вами бы тогда уснул.
Я вас прошу: отдайте свое сердце,
Пока пулей себя не полоснул.

Я помню вас, и шелест платья,
и карнавальный этот пыл.
Когда стояли вы без платья,
и месяц со звёздами кружил.
Вы наслаждались поцелуем,
у вас кружилась голова,
И ваши волосы свисали
от обнаженного плеча.
Они ласкали ваши груди
и обнажённый ваш живот,
И целовал я ваши ноги,
и я был у ваших ног.
От ласк, от нежных поцелуев,
я сам от этого с ума сходил.
И я кричал, за вас вздыхая,
и поцелуй я ваш просил.
Но вы лежали без движенья,
и не могли вы рта раскрыть,
И находились вы в томленьи,
улыбка ваша не могла всё это скрыть.
Вы улыбались даже телом,
сиянье ваших глаз не отвести.
И ваше тело ещё хотело,
ещё немножечко любви.
И я, тихонько шелохнувшись,
тихонечко припал к твоей груди,
И вы от вздоха, задохнувшись,
шептали вы: «Не уходи».

Но я ушёл наперекор своему желанью,
Хотелось мне вернуться, к вам сбежать.
И вот сейчас по вам страдаю,
И своей слезой осталось водку запивать

Был дивный бал, погасли свечи
И гости все разъехались давно.
Я вам назначил встречу у мечети
И вот сижу и пью вино.
Я вас прождал с надеждой безустанной,
Метель кружилась надо мной.
Для меня вы были столь желанной,
И снег кружился над землёй.
Мороз меня окутал паром,
И отблеск снега издавал лучи,
И звёзды кружились над землёю
В свете отблеска ночной луны.
Прождавши вас до посиненья,
Я понял: не придёт.
И водку пью от прегрешенья
С надеждой: а вдруг ко мне ещё зайдёт.
Мороз окутал ночную стужу,
Луна повисла над землёй.
Я водку пью: а вдруг забуду,
А вдруг забуду про неё?
Но водка льётся с огорченьем,
И про неё мне не забыть.
И я у Господа прошу моленьем,
Чтоб мне её сильней любить.
И я уснул в погасшем доме,
Где уже лучина не горит.
Но, может, вы ко мне зайдёте,
И луч надежды загорит.

И вот живу в погасшем доме,
Но луч надежды дребезжит.
Я знаю, вы ко мне зайдёте,
Чтоб жизнь мою мне с вами усладить.
Прошла зима, а вас всё нету,
А луч надежды всё горит.
И я заказываю карету,
В прихожей колокольчик всё гремит.
И я спросил: «Кого вам надо?»
Надежда забыла, что я кого-то ждал.
И я подул тогда на ладан
И перекрестился на иконостас.
Передо мной стояла фея,
Вся в белом, стразами горя.
Передо мной стояла королева,
Которую я так безумно ждал.
И лучезарными глазами
Она глядела на меня.
Она была для меня столь желанна,
Что побежала тут слеза.
И я припал к её коленям,
И ноги её нежно обнимал,
И я встал перед нею на колени,
И ей я руки целовал.
«Я вас так ждал!» — глядя ей в стразы,
Из глаз её текла любовь.
И я обнял её в парадной,
В моём сердце закипала кровь.
«Я к вам специально не приходила.
Ждала я вас, а вы не шли.
И мимо вашего дома проходила,
А вы у иконы свечку жгли.
Ведь вы тогда ушли бездарно,
Хотя я вам шептала: “Не уходи”.
Была тогда я как в тумане,
Когда вы от меня тогда ушли.
Я проклинала вас, ругала,
Желала вам тысячу смертей,
И каждый вечер о вас я вспоминала,
Когда провожала я гостей.
И вот стою я перед вами,
И у меня бежит слеза.
Но почему не шли вы месяцами?
Ведь вы же знали, я вас ждала».
Я опустился на колени,
Сказал: «Любимая, прости.
И прошу у вас моленьем
За то, что к вам не шёл, простить.
Не шёл я к вам,
Чтоб вы не видели моего страданья,
Как я страдаю лишь по вас,
И чтоб не видели моего рыданья
И моих слезливых глаз.
Моё сердце рвётся от натуги,
И от того, что вы рядом, оно поёт.
И я сказал своей прислуге,
Что свечи сами мы зажжём».
Она осталась этой ночью,
И я летал над ней как майский шмель.
И звёзды с ней считали в полночь,
И спать не ложилась даже тень.

И вот мы с вами на диване,
У вас кружится голова.
И наши губы как в капкане,
Что друг от друга не отнять.
И наши руки как лианы,
Они сплелись сами собой.
Но не будьте вы столь жеманны,
Побудьте хоть немножечко со мной.
Я вас так ждал с надеждой, с упоеньем,
Что вы останетесь со мной на миг.
Жильё своё я убирал с таким я рвеньем,
И шторы на окне тогда я сдвиг.
Но вы пришли со мною взглядом
обменяться
И губ поцелуя подарить лишь только мне
на миг.
Не дали к вам губами прикасаться,
И шторы на окне тогда раздвиг.
И я глядел вам вслед,
Дождь стучал по лужам.
Сквозь стёкла ему было
Ко мне тут не попасть.
И я знал, что я вам очень нужен,
Но как вам об этом мне сказать?

Ну что, суки, обозлились,
Кровь сосёте тут мою.
Вы на это сами напросились,
Посылаю вас я в мать твою.
Вы дождались,
Моё терпенье лопнуло совсем.
И вы такими суками оказались,
И отбираете чужой вы хлеб.
Вы его не сеяли, не сажали
И в печи огонь не разожгли.
Вы своей злобой людей лишь досаждали
И своей злобой сердце лишь только жгли.
Отнять хлеб у слабого,
А ты попробуй у здорового забрать,
И ты узнаешь, как у малого
Хлеб последний отнимать.

Ну, что ещё для вас могу придумать?
О чём ещё вам мне написать?
Съездить в Кремль, ребята, вот что я надумал,
И хочу об этом вам, ребята, рассказать.
Там будет бал и будет королева,
И с нею встречу так давно ищу.
Но только есть одна проблема:
Её я сильно и безумно так люблю.
Когда увижу, боюсь, я разрыдаюсь
И оболью её своей слезой.
Её люблю, и только в этом каюсь,
Ведь для меня она —
самый человечек дорогой.

Мир злобой наполнен,
а не цветом радужных роз.
Он настолько наполнен
горечью горьких, солёных слёз.
Люди, будьте добрее, улыбайтесь
ближнему как самому себе.
И улыбкой мир озарится,
и любовь тогда будет в тебе.

Война! Она так страшна!
Её я знаю не понаслышке.
Уж лучше пусть будет тишина,
Чем рукой стучать по гробу крышке.

Здравствуй, друг ты мой прекрасный.
Жду письма я от тебя.
У нас в Париже день такой ненастный,
И то, что нет тебя здесь рядом, бежит слеза.
Я так хочу тебя увидеть,
Услышать голос нежный твой.
Я так хочу тебя услышать,
Почувствовать твоё плечо.
Но ты не едешь и не пишешь,
И я не знаю, когда вас ждать.
Но может, ты в моём письме услышишь,
Что я хочу вас сильно так обнять.
Который месяц шлю вам письма,
И не дождусь я ваш ответ.
Ну вы пришлите ну хоть две строчки,
Пришлите свой большой привет.
И я склонился над бумагой,
Перо в чернильнице стоит.
Стоит лакей тут со стаканом,
И мне он что-то говорит.
И подняла свои я очи,
В стакане булькал кипяток,
В углу игрался кот смышленый,
И сделал детский он прыжок.
Лакей сказал: «Хотите чаю?
Для вас специально вскипятил
И положил туда я мяты,
Для вас специально заварил».
Я улыбнулась его заботе.
Ах, как хотела, чтоб это были вы!
И я надеялась, вы ко мне зайдёте,
Поют на ветке снегири.
Уже зима у нас в Париже,
От вас так весточки и нет.
По парку хожу на лыжах,
А вечером хожу я на балет.
Когда прихожу домой с балета,
Лакея спрашиваю про письмо,
Он подставляет табуретку,
На платье поправлял плечо,
И он мне молча отвечает
И молча машет головой.
И он мне молча так кивает,
По стрелкам ходит часовой.
Который месяц жду я писем,
И стрелок бой отсчитывают счёт.
И я налила в графинчик белый водки,
Достала капусты квашеной, лимон,
Себе налила полстакана
И закусила колбасой.
Графинчик весь опустошила водки,
Заедая холодным холодцом.
Его я суку материла,
Какой он всё-таки подлец,
Но хоть бы мне прислал бы строчку!
Упал тут на пол огурец.
Наевшись водки до отвала,
Лакей меня повёл в постель,
И на пол я там упала
И лбом закрыла свою дверь.
А утром мне несут не кофе,
А морс из клюквы с сахарком,
И чтоб голова моя тут не болела,
Запиваю я пивком.

Мороз трещал, берёза гнулась,
Огонь в печи давно погас.
И вороньё надо мной кружится,
И я как свечка угасал.
Сбегала кровь капелью красной,
Она сбегала на траву.
И на рябине лучезарной
Соловей пускал слезу.
Я умирал от истощенья,
Любовь свою мне было некому отдать.
И лишь у тебя прошу прощенья
За то, что мыслям мог тебе я изменять.

Никогда не мечтал я сесть в коляску
И толкать дорогу от себя,
И не думал, что придётся надевать мне
маску,
Хотя от жизни этой у меня бежит слеза.
Я улыбаюсь людям, сквозь улыбку
Слеза бежит тут по щекам.
Найдите к моему сердцу вы тропинку,
Чтоб у меня не текла слеза.
Бегу по улице со слезами,
Улыбку видите вы на моём лице.
Кручу колёса я руками,
И руки мои всегда на колесе.
Ведь вы не знаете, как мне живётся,
Как по ночам страдаю я по ней,
А когда узнаете,
Может, в вашем сердце жалость шелохнётся,
И меня прижать к своей груди
Захочется сильней.
А я живу в хрустальном ритме,
И склянки каждый день отсчитывают счёт.
Порой себе вставляю клизму,
Но об этом расскажу я вам потом.
И памперс надеваю я с натугой,
Чтоб не дай бог с меня он не слетел.
Домой всегда прихожу я мокрый,
И памперс полный в унитаз летел.
Чужая жизнь никого не интересует,
Но когда окажетесь вы в ней,
Твоя жизнь запротестует,
Она не захочет снимать с себя соплей.
Я не желаю вам оказаться в моей шкуре
И клизму в задницу тоже не вставлять.
И чтобы не испортили вам фигуру,
Давайте в унитаз с бачка смывать.

Выхожу я утром в поле,
Зорька ранняя встаёт.
На зверобое роса смеётся,
Соловей в лесу поёт.
Солнце лижет речку, камни,
Освещает лес туман.
Мать-старушка открывает ставни,
Сидит кошка у окна.
Глухари в лесу токуют,
Рыба плавится в реке,
И сорока всё воркует
На трухлявом старом пне.
Пёс-барбос сидит понуро
У разбитого крыльца.
У него давно там лезет шкура,
На носу сидит пыльца.
Вот петух вскочил на квочку,
Топчет курицу в пыли.
И корова на пригорке
С голодухи всё мычит.
Всех петух откуролесил,
Даже бедную козу,
И от счастья курицы запели
И кричат: «Ку-ка-ре-ку!»
Лошадёнка сеном пахнет,
Клевер мягкий за щекой.
Моя мама тесто ставит,
Разжигая в печи огонь.
Растопила мама печку,
Хлебец мягкий на столе.
Ставлю я в углу ей свечку,
И молюсь я при свече.
Уповаю на Бога и на Родину свою,
Но у меня есть тревога,
Но об этом вам я после расскажу.

Туман плывёт над водою,
Гладит ночную росу.
Солнце встаёт над рекою,
Распускает у зорьки косу.
Ветер качает листья,
Птицы щебечут в лесу.
Скачет лучик солнца по листьям,
Дятел поймал стрекозу.
Лось от сна встрепенулся,
Ломает ветки ольхи.
Лосёнок о пень запнулся
И юркнул сразу в кусты.
Сорока в гнезде задремала,
Луч солнца её разбудил.
С рябины гроздья срывало,
Медведь в берлоге сено стелил.
Дрозды в лесу расшумелись
И не знают, с чего начинать.
Соловьи в лесу засвистели,
Давай дроздов матом ругать.
Лиса в норе пробудилась
От гомона шумных дроздов.
Лисята к ней присосались
Под свист поющих скворцов.
Лишь только волк-одиночка
Под корягой старой сопит.
Охотился он в одиночку
И теперь старый храпит.
Муравьи и те проснулись,
Достраивают себе дом.
Они солнцу улыбнулись
И тащат бревно за окном.

И вот пишу, друг, вам снова,
И чай с лимоном на столе.
И если б знали, как я хотела
Прижаться с нежностью к твоей руке!
Покрыть её своими поцелуями
И бархатные губы ваши целовать.
И пусть голова у вас закружится
От того, что я их буду так ласкать.
Я обниму вас с такою нежностью,
На вас нахлынет поток нежных чувств.
Со страстью вы меня обнимете,
И я упаду на ваши руки без чувств.
И вам захочется ко мне прижаться губами,
Мои груди целовать,
Со мной глазами обменяться,
Чтоб они могли сильней сверкать.
Вы прикоснётесь к моему телу,
И по нему пробежится дрожь.
И после ласки я уеду,
И вы предложите, чтоб не уезжала прочь.
И я останусь вместе с вами,
Чтоб ваше время занимать,
И буду я на вас глядеть глазами
И вас от всех глазами укрывать.

Как тебя люблю, я знаю,
Знают лес, поля, моря.
По тебе лишь я страдаю,
От чего бежит слеза.
Я так хочу к тебе прижаться,
Услышать голос нежный твой,
С тобой губами обменяться
И точно так же и слезой.
Хочу отдать тебе всю душу
И сердце с кровью пополам.
И перед трудностями я не струшу,
И за тебя я жизнь отдам.
Ты только будь со мною рядом,
Шепчи на ушко: «Я люблю»,
И для меня ты одна отрада,
И за тебя всегда умру.

Посадил я лозу винограда
В дальнем углу цветущего сада.
Пусть солнце её поливает,
Пчёлы и осы пусть нектар собирают.
Пусть роса её умывает,
Пусть зрелость и сок виноград набирает.
Пусть виноград горит янтарём,
А сок его льётся красным вином.

Как хочу, чтобы ты мне позвонила,
Или прислала весточку письмом,
Или чтобы утром разбудила
С запахом и вкусным пирогом.
Чтоб аромат шёл по всей квартире,
И ты в короткой юбочке и даже без трусов,
И на подносе пусть стоит мартини,
И на столе стоит горячий вкусный борщ.
Но это лишь одно мечтанье,
И чай горячий пью я натощак.
И мне приносишь ты одно страданье,
Но о тебе не перестаю мечтать.

Хочу поймать твой нежный взгляд в окошке
И без него, поверь, умру.
Твой взгляд, поверь, подобно кошке,
И в нём хочу я утонуть.
Когда утром выхожу из дома,
Тебя хочу поцеловать,
Но нет тебя со мною рядом,
И мне некого обнять.
Хочу обнять твои я руки,
Губами нежно целовать.
Моя любовь к тебе
Мне приносит столько муки,
Но твое имя с нежностью
Не перестаю шептать.
Твои глаза всегда я вижу.
Они в ночи горят огнём.
И шёпот нежный их я слышу,
В твой взгляд настолько я влюблён.
Твоё имя повторяю,
Его во сне всегда шепчу,
И об одном тебя я заклинаю,
Скажи мне слово, что люблю.
Я растворюсь в твоих объятьях,
А в поцелуе утону,
И для тебя я буду зорькой ранней,
И кем ещё я буду, я после расскажу.

Не ропщи на судьбу свою крутую,
Не кляни ты жизнь свою.
Не ропщи на жизнь свою впустую.
Почему, я тебе об этом расскажу.
Ты встаёшь, и можешь улыбаться,
И ногами бегать по песку,
И можешь ты вовсю смеяться
И есть чёрную икру.
После завтрака едешь ты в машине,
На хорошем, дорогом авто,
Слушаешь музыку в машине
И заодно смотришь ты кино.
Тебя ничто не беспокоит,
Ты знаешь: завтра сходишь в туалет.
И музыка тебя уносит,
Из радио ты слышишь любимый свой куплет.
Обед по расписанию у тебя по полкам,
И едешь в дорогой ты ресторан,
И ужин проводишь ты с девчонкой,
Идешь в пьянящий ты кабак.
В постель с нею ты ложишься
И забываешь обо всём,
И что-то хорошее тебе снится,
И ты во сне ещё поёшь.
А вот теперь послушай сказку
Про жизнь седого старика,
Как он однажды попал ногою в краску,
И как изменилась жизнь его тогда.
Он шёл, летел, не зная страха,
К любимой женщине спешил.
И грудь переехал ему трактор,
И всех он этим насмешил.
В больнице он провёл не месяц,
Не два, не три, а целый год.
За это время стал он одиноким,
Как говорится, стал урод.
И вот он куролесит на коляске,
Любимая женщина от него ушла.
И ездит он всегда тут в маске,
Хотя у него бежит слеза.
Ну, а такую роскошь, как машина,
Себе не может он купить,
А если случится что-то,
Других не хочет подводить.
Икру чёрную купить себе не может,
Лишь кабачковую иногда он ест,
Лишь чёрный хлеб он салом мажет,
И чай горячий на банкет.
А памперс полный всегда изгажен,
Летит в пустое он ведро.
Ему этого памперса на день не хватает,
И даже с ним сходить в кино.
И вот теперь сравните свою жизнь
С пустым изгаженным ведром.
Так что свою судьбу вы не кляните,
А лучше помолитесь за него.

Какая же ты всё-таки сука,
Взяла, от меня ушла.
Впредь для меня будет наука.
Другого себе нашла кобеля.
Тот другой тебя, блядь, ублажает
И ласкает губы твои,
И в углу тебя блядь зажимает,
И от радости у тебя набухают соски.
Раздвигаешь ты, сука, ноги
И готова раздвинуть до плеч.
Эти ноги забить бы в колодки
И в печи тебя, суку, бы сжечь.
Свои груди ты всегда подставляешь
Под струистый хмельной язычок
И ласкать ты их заставляешь,
Дергать губами, как корову бычок.
Пусть тот кобель тебя целует до посиненья
И целует твой маленький рот.
У меня, поверь, нет сожаленья,
И пусть в тебе ковыряется его вялый,
маленький крот.

Сижу, не знаю, о чём писать,
И я от этого страдаю.
Уже успел вам о многом рассказать,
И очки с себя я не снимаю.
Который час гляжу в окно,
И утро засеребрилось лунным цветом.
Уже на улице светло,
И так бывает только летом.
Листва зелёная стоит,
Синицы прыгают по веткам.
Ворона серая летит,
Сорока ищет дом себе по меткам.
И муравьи, забравшись в дом,
Себе запасы припасают.
Подул тут ветер холодком,
Дождинки белые летают.
Разлилась лужа по стеклу,
И дождь моросистый бьёт по лужам.
И лист берёзы несётся по ветру,
Над домом всё он кружит.
Вот солнце выглянуло из-за туч,
Разлилось по небу каскадом,
И воробьи купались в куче луж,
Пошли куда-то за туманом.
А я сижу, гляжу в окно,
И жду, когда ко мне зайдёт тут муза.
Когда зайдёт, пойду в кино
И пробегусь я с ней по лужам.

Недолго музыка звучала,
Недолго мальчик танцевал.
Ему взяла и показала,
В чём меня мама родила.
И он весь воспламенился,
И горностай влетел в дупло,
И он так раздухарился,
Что из него всё потекло.
Любовь и страсть в нём так кипела,
И горностай из дупла не вылезал,
Во мне всё так шипело,
Что не успевала остывать.
Но вот закончилась пластинка,
У патефона закончился завод.
И вот вам старая картинка —
У него остыл мотор.
И горностай по веткам скачет,
Залез в другое он дупло.
Того мальчишку не осуждаю,
Прошла любовь как помидор.
Но по нему я всё ж страдаю
И жду, когда его горностай
сделает прыжок.

Горные вершины реют над землёй.
Горные долины спят во мгле сырой.
Сокол где-то реет в синих небесах.
Выползла из пещеры гремучая змея.
Солнце светит ясно, растопляя дождь,
Ветер заунывный песню всё поёт.
Нелегка дорога, народ давно устал,
Я бы своему народу поставил пьедестал.

Как нелегко провожать в последний путь,
У надгробья стоять, и сердце сжимает грудь,
И слёзы прыгают из глаз,
И падаешь на гроб в последний раз.
Своим рыданьем близкого уж больше не вернёшь,
И точно так же ты когда-нибудь уснёшь.

А вы видали, как народ страдает,
Как плачет над своей судьбой?
И как в Кресты его сажают,
Потому что он бедный и рядовой,
За всякую малую провинность?
Окошко смотрит в небеса.
И лишь в одном есть твоя невинность,
Что ты родился, надеясь в чудеса.
Но это чудо сбудется не скоро,
Когда достигнешь ты высот.
И вот тогда не тебе, а другим будет плохо,
Но ты уже будешь ссать в горшок.

Была я самой счастливой, как роза купалась в росе.
Была я самой любимой, цветы приносил он мне.
Но встретил он другую, она улыбалась ему.
Теперь другой говорит он это слово,
и это слово «люблю».
Слёзы рассыпались по небу,
плачут горьким дождём.
Одна я сейчас на планете, не быть
нам вместе вдвоём.

Слёзы мои набегают,
С радуги падает дождь.
Время моё убегает,
Постареть мне тоже пришлось.
Слёзы бегут неустанно,
Молодость была и прошла,
Была я когда-то желанна,
Дряхлая старость пришла.
Муж мой, Семён Иваныч,
На погосте давно лежит.
Любовник, Иван Степаныч,
За ним вослед поспешил.
Живу я одна, коротаю,
Постель меня холодит.
Давно по мужчине страдаю,
Никто со мной рядом не спит.
Так годы проходят,
А я всё одна живу.
Женственность уходит,
Как будто я не живу.
Мужчины меня сторонятся,
Боятся моей красоты,
Не хотят со мной познаваться,
Боятся меня рассмешить.
Но мне многого не надо:
Чтоб был немножко умён,
И мне, конечно, надо,
Чтоб был сердцем в меня влюблён.
Но молодость проходит,
Увяла моя красота.
Слёзы с глаз не сходят,
Старость седая пришла.

Утро встаёт над Невою,
Город шумящий спит.
Солнце встаёт над рекою,
Купола над Невой золотит.
Город шумящий проснулся
От звона золотых куполов.
Голуби на звоннице встрепенулись
От звона золотых колоколов.
Стая ворон взлетела,
Над звонницей громко кричат.
Чайка в Неве углядела:
Рыбы в воде всё только скользят.
Солнце поднимается всё выше,
Освещает в Неве берега.
Солнце лучами колышет
На дальних полях стада.
Исаакий блестит златоглавый,
На Петропавловке шпиль блестит золотой.
Казанский блестит углами,
Спас-на-Крови стоит как смотровой.
«Аврора» стоит золотая,
Волны бегут по Неве.
Золотою волной сметает,
Всё, что бежит по воде.
На Эрмитаже боги проснулись,
Смотрят они на Неву.
Воробьи от солнца очнулись,
Пьют земную росу.
Невский лучами покрылся,
Смотрит на стрелку ростральных колонн.
Я с этим городом породнился,
И он без меня не уснёт.

Слёзы набегают, катятся ручьём,
Кровь на снег сбегает красным снегирём.
Крупными каплями капает на снег,
Из лесу доносится громкий, звонкий смех.
Растерзали самку и бурых медвежат,
На снегу холодными трупы их лежат.
Кровь стекает алая с бурых медвежат,
И вот уже раздетыми на снегу лежат.
В бурую медведицу пуля вся вошла,
В глаз она влетела, словно как оса.
Обожгла ей сердце с головы до ног,
И теперь у медведицы нет уже сапог.
Всё с неё содрали — шкуру, сапоги,
Даже голову ей не оставят,
Чтобы в рай снести.
Вот лежит на полке мясо медвежат,
На крюке железном сапоги висят.
Изрубили тело на куски её,
Нет теперь медведицы,
смотрит звёздами в окно.
Превратилась в звёзды с Полярною звездой.
Только сосны помнят кровавый тот убой.

Сиянье глаз, они сияют,
И мне так хочется тебя.
Желанье быть с тобой не пропадает,
И я сильней хочу тебя.
А эта музыка меня заводит,
Она так мелодична и тиха.
Желанье быть с тобой, поверь,
оно не уходит,
Ведь нам с тобой нужна только тишина.
В ночной тиши тебя лаская,
Под сиянье ярких звёзд,
И луна по мне страдает,
А по тебе — каменный утёс.
И пусть они завидуют нам вместе,
И в отраженьи алых роз
С тобой всегда мы будем вместе,
И эта дрожь в нашем теле не пройдёт.

Который день жду вашего приезда,
А вас так до сих пор и нет.
Ведь я живу не так далеко
от губернского уезда,
Где хочется мне вас собой увлечь.
Вы приезжайте, друг мой милый,
Забудьте вы свою Москву.
Ведь вы же там такой гонимый,
А здесь забудете тоску.
Когда приедете, вы увидите,
Насколько край мой тут богат,
И про всё вы только позабудете,
И вам тут будет рад и стар, и млад.
По полю будете ходить, лосниться,
И рожь с пшеницей будут вам
под ноги лезть.
В моём краю вы будете колоситься,
А рожь с пшеницей вам будут песни петь.
Моя река — она богата,
И километры её тянут вдаль.
И рыба плавает пузата,
А берег лежит как будто шаль.
И лес стоит вдоль этой речки,
И шарм он этой речке придаёт.
И будете вы сидеть у печки,
И кот-мурлыка вам все песни пропоёт.
Так приезжайте, друг мой милый,
Банька топится в избе,
И паром, и веником будете вы избиты,
И ваш халат висит тут на стене.
Налью я вам дурного кваса,
И вам захочется меня обнять.
И после выпитого кваса
Вам непременно захочется на сене
полежать.
И вы утонете в душистом сене,
И клевер будет ваши губы целовать,
А я буду сидеть рядом на полене
И ваши ноги буду обнимать.
Так приезжайте, друг мой милый,
Забудьте вы свою Москву.
Вы для меня такой любимый,
И знайте вы, я вас всё время жду!

Глазами листаю я старые письма,
В печку бросаю бумажные листья.
Кромешная тьма меня окружает,
Кто-то на горшок сына сажает.
Слёзы бегут у меня по стеклу,
Дочку свою я сейчас обниму.
В серые глазки её погляжу
И ей тихо на ушко я прошепчу:
«Нет, моя любимая,
на земле твоего тут отца», —
А за окном шелестят, шелестят тополя.

Долго дрожала воды незамёрзшая гладь,
Когда в воду бросали маленьких
трёхцветных котят.
Рядом стояла кошка, мяукала громче всех.
Плакала эта кошка, что берег в воду залез.
Утопили котят в пучине,
в реке холодной зимой.
Были они слепые, один был совсем слепой.
Кошка рожала в мученьях, жалобно,
с писком визжа.
Котята были Божьим твореньем,
их поглотила вода.
Долго она мяукала, звала
своих трёхцветных котят.
Месяц над нею плакал,
и звёзды падали в падь.
Нет её котят, и не будет
бедных котят во дворе.
Скоро про всё позабудет
и снова родит в январе.

Молится старушка, увяла её красота.
Седина её покрыла и бежит по её волосам.
Морщины свели кожу, покрыли её лицо.
Была она когда-то моложе, но то было
так далеко.
Стоит на парапете с протянутой рукой.
Пела она куплеты словно соловьём,
Залы собирала, несла домой цветы,
Вот голоса не стало, и все открыли рты.
От удивленья даже директор захворал
И с афиши портрет её убрал.
И вот стоит на парапете с протянутой рукой,
Подайте ей монету, рубль золотой.
У ней рубашка вышита собственной рукой.
Подайте ей на хлеб червонец золотой.
Рюшечки подвязаны на юбке все висят,
Утюгом отглажены, юбку беленят.
Подайте Христа ради червонец золотой,
Подайте Бога ради ей рубль золотой.

Асфальт бежит, качается, торможу ногой.
Сосед мой усирается, бежит он всё за мной.
Бежит за мной скачками, рот он свой раскрыв.
Да я таких как он пачками всех я обходил.
Бегу я по асфальту, плавится металл.
Асфальт такой горячий, что на него я ссал,
Пар тут поднимался и в ноздри мне влезал.
Я взял и обосрался, и всё в говне бежал.
Шлейф бежит за мною, сосед давно отстал.
Хочешь, побегу с тобой, тебя мне не догнать.

Ну вот, опять сижу я у бумаги,
Чернильница смотрит на меня.
Перо в руке, и на бумаге
Я вывожу знакомые мне имена.
Вы не представляете, как я хочу умчаться
Отсюда вдаль, где речка за бугром,
На лошадях на тройке с вами мчаться
И к вам скакать желанным рысаком.
И чтобы вы открыли мне свои двери
И на пороге стояли у ворот,
И чтобы руки были ваши словно плети,
И расстелились передо мной мягким вы
ковром.
И с вами мы зажжём лампаду
В углу, где стоит Христос,
И будем мы молиться иконостасу,
И после молитвы вас засосу взасос.
Вокруг нас будут кружиться звёзды,
Луна к нам будет заглядывать в окно.
Приедут гости к нам, сеньоры,
И на сад наш будут глядеть сквозь стекло.
И в том саду посадим с вами вишню,
И яблоню посадим у окна,
И посадим сладкую малину,
И цветы посадим у крыльца.
А вечерами, когда никого не будет,
И гости разойдутся по домам,
Солнечный закат свой луч запустит
И пойдёт гулять по теремам.
С вами выйдем на крутой мы берег,
Где ласточки вьют своё гнездо,
И будем сидеть мы на телеге,
А вы в своём новом сладко пахнущем жабо.
И будем глядеть мы на закаты,
Как солнце заходит и за лес,
И петь будем с вами мы романсы,
И в речке раздастся всплеск.
То щука играется с рыбой,
Гоняя в пруду карасей.
Просидим с вами до самого вечера,
Уже звёзды будут купаться в реке,
Возвращаться будем по тенистому саду,
Яблоня будет отражаться в луне.
Нашему стражу дома дам я команду:
«Ну-ка, Мухтар, ко мне!»
Подбежит он, хвостом виляя,
Громадный чёрный пёс,
И поцелуй себе снимая,
Пытаясь меня лизнуть как соль.
Ляжет он у порога и будет нас охранять,
И не будет у вас тревоги,
И даст вам спокойно поспать

Хи-хи-ха-ха, кучка полного говна.
Вроде тут я не ложил,
Вроде дома отложил.
Кто успел посрать мне в огороде,
Вымазать мой дом в навозе:
Я спрошу у кабана,
Кто наложил такого мне говна.
Боров всё стоит, не понимает,
Головой в ответ мотает.
Мол, такую кучу я не срал
И об дом не вытирал.
Я бурёнушку спрошу,
Обо всём её расспрошу:
«Ты, бурёнушка моя,
Ты даёшь мне молока.
Кто насрал такую кучу,
Отъебу того я в чучу!»
Тут бурёнка замычала,
Забурлила, забурчала:
«Ты нашёл кого спросить,
Лучше б дал ты мне попить.
Третьи сутки я не пью,
Третьи сутки я не жру.
Ты спроси у соловья,
Он вчера весь день плясал,
Тут скакал и пел всем песни
И назло насрал своей невесте.
Не дала она ему».
Соловью я помогу.
«Ну-ка, старая ты блядь,
Отчего не даёшь себя топтать?
Охуела, что ль, совсем?
Ну-ка ты залазь на пень!
Вот сейчас тебя я вздрючу в чучу,
Что наложишь сразу кучу».
Соловьиха обалдела, и на пень она взлетела,
Растопырив лапки, хвост.
Соловей от желанья даже взмок
И давай её топтать,
Ей на пятки наступать».

Сосны, сосны, высокие сосны,
Вы к небу тянетесь кронами вверх.
Расскажите вы лучше, высокие сосны,
О чём умолчал дремучий, густой,
Таёжный тот лес.
А лучше ещё спойте нам песню
Про жизнь бедолаг в дремучем лесу.
Спойте о том, как чудесницу Лесю
В лесу схоронили в дубовом гробу.
Спойте о том, как шахту рыли
И златоносную жилу нашли,
Спойте о том, как всех схоронили,
И тот, кто копал жилу, того не нашли.