244

Приказчик наш Сергей Иваныч
Любил по маленькой принять,
И, выпив водки спозаранку,
Ругал всех матом в чью-то мать.
Ругал он матом как скотину,
Которая не хотела идти во двор.
И к матери не ходил он на могилу
Почитай который год.
Он пил не с горя, от пробуждения,
Он несправедливости труда,
В своё время хлебнул он горя,
В свои молодые годы, в те лета.
Он был поденщиком в поместье,
Со всех должников он собирал долги,
А барин его жил в уезде
И снимал со всех вершки.
Он был молод, силён, прекрасен,
Как дуб столетний вековой,
Настолько он был тогда прекрасен,
За ним бегал весь бабий двор.
Не обращал тогда вниманья
На девок глупых и их смешки,
На все их старанья
Он запускал в них свои горшки.
Так шло время молодое,
Он пил, гулял и пел.
Но тело у него было молодое,
Любить он сердцем всё хотел.
И вот однажды спозаранку
Он ехал по полю вдоль реки,
Он встретил красавицу Оксану
И попросил её руки.
Она купалась в этой речке,
Заворожив его собой.
Надел на пальчик ей колечко,
Сказав: «Навеки буду твой».
Они повенчались в той церквушке,
Которая стояла на берегу,
И припадали они к подушке
На лебяжьем том пуху.
Счастье было безгранично,
Оксану носил он на руках,
Ему говорили, что это даже неприлично
По росе бегать тут в трусах.
Но время шло, и вот однажды,
Уехав на дальние стада,
Когда сенокос был в разгаре,
Когда была хлебная страда,
Оксана ночью так уснула,
С устатку забыв свечку погасить.
В живом огне она тонула,
Пожар не смогли тот потушить,
В огне она в этом так кричала,
Что было слышно за рекой.
Корова дальняя мычала
На дальнем стане за косой.
Сергей Иваныч встрепенулся,
Предчувствие его не подвело,
И он бежал в деревню в эту,
Как будто ветром его несло.
И вот деревня, пепелище,
И лишь одна труба дымит.
На этом самом пепелище
Труп бездыханный лежит,
Весь обуглен, одни кости,
Оксану было не узнать.
И от растерянности и от злости
Он проклинал и Бога мать.
И он склонился над Оксаной,
Слёзы горькие текли,
Держа в руках тело бездыханное,
Слёзы горькие его трясли.
Тело его всё тряслось в надрыве,
Он даже слов не мог сказать.
И в своём яростном порыве
Себя навеки проклинал.
Наутро Оксану похоронили,
Поставив крестик возле ног,
С молитвой Оксану схоронили,
Поставив свечку у икон.
И вот приказчик Сергей Иваныч,
Живёт теперь он бобылём,
Дожил до седин наш Иваныч,
И стал теперь он стариком.