Утром в поле стоит брань. Тела там некому убрать.
Лежат солдаты все в крови, за Родину, сказали, ты умри.
Лежит гусар полураздетый, и труп его полуистлевший
Зарос и мхом, и песком, и вороньё глядит глазком.
Летает в поле вороньё, летает в поле, и давно,
Не зная жалости к объедкам, а смердный запах, такой он едкий.
Он разъедает даже нос, и труп давно к земле прирос.
На этом самом бранном поле стоял когда-то русский мат,
На этом славном бранном поле гусар тот самый погибал.
И вот лежит теперь он трупом, полуистлевший, без глазниц,
И вот лежит он кверху брюхом, полураздетый, без петлиц.
А вороньё кружит над полем, у них там пир стоит горой.
Солдаты умирали стоя и заслонили Родину собой.
Они лежат на бранном поле, солдат там некому убрать,
И им устраивали застолье, и провожала на бой их мать.
Она ждёт сыночка с боя, сединой покрылась грусть.
Не дождаться ей героя, лежит там в поле истлевший труп.
Она выходит на дорогу, глаза блестят её слезой,
За эти проклятые годы стала мать уже седой.
Глядит она жадными глазами, на дороге нету никого.
Своими морщинистыми руками гладит чёрное сукно.
Стоит она, палкой оперевшись, платок сбился на голове.
Сынок давно лежит истлевший, с пробитой пулей в голове.
А сколько их лежат там в поле, истлевших трупов, не сосчитать.
А сколько матерей стоят на дороге, которые ждут своих ребят.
Я готов просить прощенья у матерей, что не дождались сыновей,
И готов просить моленьем, чтоб не хмурили бровей.
Я за Родину прошу прощенья, за отчизну нашу, Русь,
И прошу у них на коленях, чтоб не показывали грусть.
Солдатам, которые не вернулись домой. И матерям, которые не дождались сыновей.
Published inМоя душа (2017)