94

Рябина давно опала, калина давно отцвела.
Засыпало снегом мой дворик, засыпала снегом зима.
А снег всё метёт, бедолага, закружила злая метель.
До дома в деревне вёрст пятьдесят кряду.
Не сорвать мне окошко с петель,
Окошко моё прихватило, появился там льда нарост,
А у меня в доме дымина, перед сочельником будет пост.
Дым идёт коромыслом от накуренного табака.
Слышится песнь лихая от пьяного ещё ямщика.
Лошадь у подъезда стояла и сено губами жевала,
Копытами перебирала и в снегу что-то искала.
Поеду в деревню родную, давно я там не бывал,
Когда-то был мальчишкой, отец там лежал, умирал.
Бегал я по задворкам, играя в «казаки»,
От подати наёмной ругались ещё мужики.
Барин наш, стервоза, ограбил нас на пятак,
Да он как заноза ничто не даст за так.
Я бегал и смеялся, не думая ни о чём.
Отец ещё ругался, был я малышом.
Но вот меня отдали в гимназию одну,
Отцу порекомендовали, и вот теперь хожу.
Отец говорил: «Приеду, приеду на буднях».
Увёз он моё детство на дровяных санях.
«Придётся тебе отведать чёрствый чёрный корж,
А потом заеду, узнаю, как ты здесь живёшь».
Учёба проносилась, летели всё года,
И мама всё слезилась, текла у неё слеза.
«Бедный мой Ванюша, ты хорошо учись,
А то будешь ты как груша. Смотри не матерись.
У нас в дому не любят слишком крепких слов.А в погребе мы держим кадку огурцов.
Засаливаем с хреном, с чесноком ещё,
Лист смородиновый ложим маленьким пучком.
Так что ты, Ванюша, ты учись, сынок,
Чтоб твоя учёба не пошла нам впрок».
Вот окончил школу, стал я молодым,
Стал тогда студентом и для всех родным.
Высший свет ходил только напоказ,
Приводил я девок и всегда в экстаз.
Был я безрассудным юным молодцом,
Бегали за мною девки табуном.
«Будь всегда со мною», — слышен шепоток.
Отвечал ладошкой — по заднице шлепок.
Но года летели, себя я изменил,
На чужих я женщин глаз уж не ложил.
Я остепенился, стал я домосед,
До того я изменился, говорит сосед:
«Что ж ты, бедный Ваня, не идёшь гулять?
Ведь на улице столько женщин, ты только глянь!»
Но еду я в деревню, я к себе домой,
Там отцу родному плохо, он пока живой.
В своей родной деревне давно я не бывал,
Лишь одни письма в деревню посылал,
Чтоб отец деньжонок выслал сыну натощак,
А то его тут сыночек попал в карточный просак.
Вот стоит повозка, лошадь впряжена,
Кучер на повозке тянет стремена.
Лошадь перебирает копытом рыхлый снег,
Снег тут заметает от копыта след.
Вот сажусь я в сани, кучер дёрнул стремена.
Лошадь побежала, не доев овса.
Кучер, ну его, холера, материт её.
Старуха обомлела, глядящая в окно.
Знакомая дорога, всё тот же лес стоит,
И кучер на повозке лошадь материт.
Спрашиваю: «Дружище, много ли волков?» —
«Да их у нас в губернии словно пауков.
Расплодилось стадо, не унять их прыть.
Это стадо нам не прокормить.
Режут всё живое, даже дохлых кур,
Я б в голодный год не положил бы в суп.
Развелось их столько, что нам их и не счесть,
Их собрать бы в кучку да в костре бы сжечь.
Да поймай их — их же не поймать,
Вот и нужно их всех тут отстрелять.
Барин им устроил тут переполох,
Намедни сам в постель больным тут слёг.
Вот лежит, хворает, бредит в полутьме.
Знахарка всё тут пляшет и даже при свече.
Матушка всё ваша сидит возле него,
Молитву всё читает за здравие его.
Знахарка всё гоняет, гоняет сатану,
Свечи зажигает, прикладывает ко лбу.
Ладан в доме дышит, болезнь не отогнать.
Вот и сказала мне хозяйка за вами поезжать.
Болезнь его скрутила, вашего отца.
Видно, пришло время, время умирать». —
«Ты, браток, уж прыток, готов похоронить.
Дай-ка лошади жара, медленно бежит».
Снег скрипучий сыпет, на полозьях снег,
И ко мне он липнет, засыпает след.
Подъезжаю к дому, в доме тишина.
Ветер ветку клонит с рябинового куста.
Не видать старушки, мамочки моей.
Мокрая подушка от плохих вестей.
Умер бедолага, мой родной отец,
Стоит на погосте деревянный крест.
Землю мёрзлую копали восемь мужиков,
Самогона всем подали восемь стаканов,
Чтобы помянули бедного моего отца,
И на закусь им подали мяса, холодца.
По полтиннику ещё дали, чтобы водку пить,
И на память подарили чёрненькую нить.
Забросали гроб мёрзлою землёй.
Дьякон проповедь пропел с Богом отпевной.
Помянули в доме поминками отца.
У иконы горела всё его свеча.
Сокрушалась мама бедная моя,
Говорила: «Ваня, как же без отца?
Как же будем жить мы тут без него?
Как концы сводить?» — плача на плечо.
Бедную старушку обнял я тогда,
Со щеки бежала дрожащая слеза.
Горло перехватило солёною слезой,
Мама всё молилась правою рукой.
Вот прошли недели, и вот уж целый год,
Отца давно отпели, продолжить надо род.
Мама суетилась, невест давай искать,
Богу всё молилась, глаз не отодрать.
Протирала тряпочкой иконный образец,
И катался в саночках мальчишка-сорванец.
Говорила мамочка: «Вылитый отец.
Вот тебя я тапочком, проказник-шалунец!»