Бабннк

Белый снег серебрится на гроздьях
На калиновом кусте.
Взгромоздился он на полозья
И лежит теперь на козырьке.
Воробьи чирикают где-то
И, наверное, на калиновом кусте,
Снегири чирикают где-то
И, наверное, на козырьке,
На козырьке деревянного дома,
Утонувшего в глубоком саду.
И сейчас этот дом в сугробах,
Я с лопатой к нему иду.
Разгребаю снег и сугробы,
Что зима намела вокруг,
И трещат тут ещё морозы.
Под сараем лежит старенький плуг.
Мой отец боронил эту землю,
Испахал её вдоль и поперёк,
И теперь лежит под сараем,
Я оставил его просто впрок.
Пусть лежит, он мне не мешает,
Может, руки когда приложу.
Мой, сосед землю всё пашет,
А я на него гляжу.
Я гуляю себе по задворкам,
Зажимаю вдов-молодух,
И когда открывается створка,
Обхожу стороной старух.
Эти бабки — такие сплетницы,
Наплетут, чего было и нет,
А вдовушки — такие секретницы,
Разнесут по деревне секрет.
Вот и обхожу я этих старушек,
Чтобы не было наговора потом.
А у вдовушки без мужика пуста избушка,
Вот я и захожу задком.
И вдова наливает стаканчик
Беломутного огонька,
И пластинка поёт, как шарманщик,
И трещит, дребезжит, как струна.
Песню грустную запел мой шарманщик,
У меня покатилась слеза.
А вдова сказала: «Обманщик,
Я весёлого тебя ждала».
Тот шарманщик меня расстроил,
И от вдовы я грустный ушёл.
Мой сосед себе баньку построил,
И тогда к соседу зашёл.
Говорю: «Кузьмич, истопи мне баньку
Да попарь меня с жарком.
Дров тебе натаскаю,
Чтобы банька была с огоньком».
Звёзды на небе рассыпались,
Стали гореть огоньки,
С Кузьмичом мы так напарились,
Как хмельные из баньки пошли.
Жена его, Марфа Петровна,
Любила послушать, поесть,
И после налитой стопки
Зачала она громко петь.
Потекла русская песня,
Что заслушался сам соловей,
А Кузьмич ей вдогонку говорит:
«Мне ещё налей».
Я тихонечко ей подпеваю,
Крепко держа в руках самогон,
Кузьмичу ещё наливаю стакан ему до краёв.
Просидел я с ними до полночи,
А мороз на деревьях трещит.
«Оставайся у нас до ночи, —
Мне Марфа тут говорит. —
Постелю тебе возле печки,
На лавке, что возле стоит».
Бросила армяк стародавний,
Что пыль из него летит.
До утра всё на нём я крутился,
Всё не мог на нём я уснуть,
Да петух тут ещё встрепенулся
И давай ещё голосить.
Утром встал, потихоньку собрался,
Половица скрипела одна.
Дверью не скрипнуть старался,
У Кузьмича храпела жена.
Вышел во двор, небо в звёздах,
Снег покрыт серебром.
Пёс у Кузьмича вылез из будки
И давай вилять мне хвостом.
Я погладил его, бедолагу,
Заскулил он как щенок.
Взял я в руки лопату,
В хлеву замычал телок.
Намело снега заново за ночь,
Что тропинки опять не видать,
И давай грести я лопатой
И ругать нашу зимушку-мать.
Вот весна, растаяли лужи,
И снег сбежал со двора.
С крыши свисают сосульки,
Засеивать поле пора.
Кузьмич запряг свою лошадь,
С бороной по полю идёт.
У лошади отпала подкова,
И вот она хромая ползёт.
Кузнец только завтра будет,
Ушёл к соседям ковать,
И остаётся его лошади
Только идти да хромать.
А я вновь по задворкам
По женскому полу пойду
И после очередной вдовушки
К Кузьмичу на баньку зайду.
А калина гроздья развесит
И вновь будет утопать в снегу.
Кто-нибудь меня из вдовушек
Покалечит за то, что её обхожу.